– Какие шутки. Дело есть.
– Даром только птички поют. Неси курево.
Стоя в небольшой очереди у табачного киоска, я в который раз убедилась, что секретов не существует. Две потрепанные жизнью бабы, стоявшие передо мной, – одна из них, кажется, санитарка из хирургии – азартно обсуждали последнюю новость:
– Зверье, блин! Нет, ты подумай, живого человека сжечь! Говорят, бензином облили.
– По пьяни чего не бывает.
– Нет, ты как хочешь, а раньше такого не было.
– Эт точно.
Я слушала их голоса, будто через толстый слой ваты, и боялась, что сейчас упаду в обморок. Опять хотелось есть, голова кружилась, в ушах тонко позванивало. Сильнее всего было странно тупое удивление: неужели все это происходит со мной?
– Вам что, женщина?
– Два блока «Примы» ленинградской и пакет.
В соседнем киоске я купила пачку дешевого печенья и съела его на ходу, пока шла к Прохоровне с подношением.
Она молча взяла пакет с сигаретами.
– Что надо-то?
– Этот… горелый, он в морге сейчас?
– Ну.
– Кто он? Можете узнать?
– Стой здесь.
Прохоровна исчезла в дверях морга, а я осталась стоять: почему-то в голову не пришло сесть на скамейку. Это была вотчина Прохоровны – или граница ее владений?
Я стояла на солнце без единой мысли в голове, пока не услышала знакомый скрипучий голос:
– Вот. Армяшка из местных.
Она протягивала клочок бумаги, на котором было что-то написано. С трудом разбирая печатные каракули, я прочла: «Акопян Гурген Ашотович».
Хуже мне не стало – видимо, было некуда. Сквозь звон в ушах пробился голос Прохоровны:
– Обгорел весь, родня еле опознала: по часам да по цепочке. Ну, и по зубам тоже. Это ты его, что ли? Молчишь – вот и молчи. Молодец, так и надо. Это я в лагере поняла: нашел – молчи, потерял – молчи, убил – молчи. Ну, а тебя убьют, и так молчать будешь. Иди, лиса, иди и молчи. Иди…
– Спасибо, Анна Прохоровна, – выдавила я.
– Иди, сказано тебе! И поостерегись.
Я тащилась домой как побитая собака, глазея вокруг, чтобы хоть как-то отвлечься от того, о чем не могла не думать. Гурген был единственным, кто бескорыстно поддержал меня и предупредил, чего стоит опасаться. Это не помогло ни мне, ни ему, а вместо благодарности я его убила. Пусть не я, а оборотень, который живет во мне, но какая разница.
По другой стороне улицы брел бездомный пес грязно-коричневой масти. Время от времени он укладывался отдохнуть под скамейками, потом вставал и снова шел от урны к урне, методично обнюхивая каждую. Небось такой же голодный, как и я. Меня накрыло волной упоительного запаха от фургончика с курами гриль. Куплю сейчас окорочок, съем и с ним поделюсь… Но, когда я подошла к фургончику, пса не было видно.
