С такого оборота дела соседка и кинулась на Настю:
— Ты зачем нашего петуха сгубила?
— Чем? — спросила Настя.
— Навела на него порчу. Сама калека, никому не нужная, вот тебе и завидно сделалось, что мой петька был жадный до курей.
Узнав об этом, Антон особо не расстроился.
— Наплюнь, — сказал он. — Дура и есть дура. Принявши, наверно, была.
Однако дальше пошло больше. Заболел соседский кабан. Потерял интерес к жизни, перестал хлебать пойло. Пришлось Сергею заколоть его раньше времени.
Заколов, Сергей вынул из его требухи желудок, завернул в целлофановый мешок и повез в район, в ветеринарную лабораторию. Что ему там наговорили, неизвестно, но, вернувшись пьяным на кордон, он стал орать, что Настя и на кабана навела порчу. При этом Сергей размахивал и совал под нос Антону какую-то справку.
— Наука доказала на твою Настьку! — орал он. — Под суд пойдет. На нее статья есть.
— Какая статья? — спросил Антон.
— Вредительство жизни.
И, не выпуская из своих рук справку, он развернул ее перед глазами Антона. Прочитав, Антон спокойно сказал:
— Ну и с чего орать-то? Тут же ясно написано: в желудке никакой отравы не обнаружено.
— Об том и речь! — обрадовался Сергей. — Кабы отрава, поди докажи, кто ее подкинул. А раз желудок здоровый, а кабан загибался — значит, порча, колдовство!..
— Глупость какая, — сказал Антон. — Скупайся в реке, попей квасу.
И пошел от Сергея прочь.
Но Сергей не отстал от него, забежал вперед, не давая ему дороги и грозясь по-всякому.
Антон терпел покуда, стоял молча, курил, отводил руки Сергея от себя.
— Морду тебе бить неохота, — один только раз всего и сказал.
Но тут вышли на крыльцо двое его сыновей, Володька с Петром. Они послушали, как костят их отца, однако, зная его характер, не встревали. А Сергей их не видел, был к ним спиной. Разъяренный покорностью Антона, он снова понес Настю за колдовство, за ее уродство.
Володя с Петром подошли поближе.
Отец сказал им:
— Не трожьте его, ребята. Он поддатый.
Но они не послушались, сгребли Сергея под мышки, отволокли к реке и сунули в воду головой. Два раза окунали. Ненадолго.
С того дня Сергей стал писать заявления в партком и в дирекцию. Он жаловался не на Антона с сыновьями, а на Настю — за колдовство.
Я узнал об этой междоусобице, когда она уже затихла. Дикая нелепость этой вражды изумила меня. От кордона до областного центра было всего километров восемьдесят. Над егерским домом проносились сверхзвуковые самолеты и спутники, в квартирах обоих егерей светились телевизоры, погуживали холодильники и стиральные машины — на дворе, говорят, стоял век НТР, — а причина вражды словно бы бродила еще в лаптях.
