– Конечно, откуда вы могли знать? – Гамаш объяснил им ситуацию. – Задержите его на ночь. Наблюдайте за ним. Я не знаю, принимал ли он эти таблетки. – Он передал им кошелек. – Отправьте их в лабораторию.
Гамаш проводил взглядом агентов, уводящих Маршана. Что-то выбило этого человека из колеи, и Гамаш подумал, что днем таблеток в кошельке, вероятно, было больше.
Рут, которой отдали Розу, повернулась к кобрадору и прошептала:
– Ты можешь уже наконец оставить меня в покое?
Но, шагая к дому Гамаша вместе с остальными, она знала: не оставит.
Перед уходом Арман, дрожащий от холода, подошел к кобрадору и заговорил с ним.
* * *
– Что ты ему сказал? – спросила Рейн-Мари, когда Гамаш вернулся в тепло.
– Я сказал, что я знаю: он кобрадор, совесть. Я спросил, к кому он пришел.
– И что он ответил?
– Ничего.
– Тихая и спокойная совесть, – пробормотала она.
– Еще я попросил его покинуть Три Сосны. Сказал, что он зашел достаточно далеко. Слишком далеко. Те, кто пришел на луг, они хорошие люди, но они испуганы. А страх может даже хороших людей заставить совершать ужасные вещи. Я спросил, хочет ли он, чтобы это было на его совести.
– Он не уйдет, – сказала Рейн-Мари.
– Non, – согласился с ней муж. – Он еще не закончил.
Гамаш посмотрел в окно. В темноте кобрадор походил на еще одну сосну. Четвертое дерево. Он становился частью их жизни, чуть ли не традицией, которая норовила пустить глубокие корни в их маленьком сообществе.
Гамаш проследил за направлением взгляда кобрадора. Его глаз, которые не моргнули, даже когда ему угрожала опасность. А может, и смерть.
Там, за сводчатым окном, стоял человек – один из немногих, кто не вышел на луг. Ни чтобы защитить кобрадора, ни чтобы угрожать ему.
Потом Жаклин развернулась и снова взялась за свое тесто.
– Вы попросили его покинуть деревню. Вероятно, вы предполагали, как будут развиваться события, – сказал прокурор. – Тут уже речь шла об угрозе жизни.
– Маршан пребывал в ярости, был спровоцирован, – ответил старший суперинтендант Гамаш. – В подобном состоянии люди говорят то, чего на самом деле не думают.
– И совершают поступки, о которых впоследствии жалеют, – заметил прокурор. – Когда они рассержены. Однако поступок уже совершен, и изменить ничего нельзя. Убийство может быть совершено непредумышленно или по неосторожности, но в любом случае человека уже не вернуть. Наверняка ваш опыт работы в отделе по расследованию убийств научил вас этому.
– Научил, – признал Гамаш.
