Стеклянные дома | страница 132



И Жан Ги понял, почему Арман передал ребенка отцу. Чтобы младенца, его внука, не запятнала ложь, которую он вынужден был произнести.

– Все будет в порядке, Жан Ги, – сказал Арман, твердо глядя в глаза зятю, потом он перевел взгляд на Оноре, и выражение его лица смягчилось. Он наклонился к ребенку. – «Не могу найти ответа – помогите мне в беде! ГДЕ ЖЕ Я? Наверно, ГДЕ-ТО? Или ГДЕ-НИБУДЬ НИГДЕ?»[32]

– «Вот час настал, – раздался голос из-за ограды, а следом появилась голова. Седая голова с морщинистым лицом, хотя глаза на нем горели ярко. – И тьма накрыла свет».[33]

– Шутите, – сказал Бовуар и объяснил сыну: – Это Слонопотам.

– Больше похоже на Иа-Иа, тебе не кажется? – спросил Гамаш. – С некоторыми признаками Винни Пуха.

– Ну, это смотря на чей вкус, – ответил Жан Ги и увидел, как губы Рут слегка дрогнули в улыбке.

Было ясно, что она слышала их разговор. И теперь уставилась на них, как какая-нибудь старая колдунья из Стоакрового леса, собиравшая тайны, как горшочки с медом.

Их напускная веселость могла обмануть разве что Оноре. На самом деле такой поворот событий был из разряда «хуже не придумаешь». Рут принадлежала к тем немногим, кто способен из отдельных кусочков сложить цельную картину. Кто способен догадаться, что они нашли в цокольном помещении церкви. В конце концов, именно ее слова, сказанные во время первого допроса после убийства, направили их по нужному пути.

К счастью, даже если бы она догадалась, то все равно не могла бы понять, почему для них так важно сохранить все в тайне.

Она переводила взгляд с одного на другого, и наконец ее глаза остановились на ребенке, которого она называла Рей-Рей.

К напускному раздражению Жана Ги, а на самом деле к его облегчению, прозвище прилипло к ребенку, и большинство жителей Трех Сосен теперь называли его Рей-Рей. Имя Оноре было слишком официальным. Неподходящим для малыша.

Рей-Рей было самое то. Лучше и не придумаешь. Он и правда был лучом[34] яркого солнечного света в жизни каждого из них. Тот факт, что прозвище придумала мрачная, полоумная старая поэтесса, только добавлял ему совершенства.

– О чем вы тут говорили? – спросила она. – Что-то о Кэти Эванс. Процесс вот-вот начнется, не так ли?

– Да, – ответил Гамаш легким, дружелюбным тоном. – Жан Ги размышлял над некоторыми стратегическими вопросами.

– Ага, – сказала Рут. – Мне показалось, я слышала смех. И что тут обсуждать? Ты говоришь правду, да?

Она наклонила голову набок, и улыбка замерла на губах Гамаша.