И все же звук работающего вентилятора вызывал зависть, обещание ветерка, до которого не добраться.
Где-то рядом кружила одинокая муха, вялая в этом плотном воздухе.
Зрители обмахивались любыми клочками бумаги, какие только смогли найти. Хотя они жаждали ледяного пива в каком-нибудь заведении с кондиционером, покидать зал суда никто не собирался. Их приклеили к месту свидетельские показания и потная задница.
Никуда не ушли и измученные, но по-прежнему внимательные репортеры, со лба которых капал пот на планшеты, пока они делали заметки.
Шли минуты, температура росла, муха описывала круги, а допрос продолжался.
Охранникам разрешили сидеть у входа, а присяжным – снять все лишнее, оставив на себе ровно столько одежды, чтобы сохранять более или менее приличный вид.
Адвокаты защиты сидели неподвижно в своих длинных черных мантиях.
Главный прокурор Барри Залмановиц вытащил из-под мантии пиджак, но Гамаш полагал, что под мантией все равно сохраняется температура сауны.
Пиджак и галстук Гамаша оставались на своих местах.
Между старшим суперинтендантом и главным прокурором шло своеобразное соревнование: кто завянет первым. Зрители и присяжные зачарованно наблюдали, как эти двое мужчин готовы расплавиться в горниле, которое сами же и раскалили, но отказываются сдаваться.
Однако это было нечто большее, чем соревнование.
Гамаш вытер глаза и лоб и сделал глоток холодной воды, которую ему предложила немного раньше судья Корриво. Впрочем, вода уже успела стать теплой.
А допрос все продолжался.
Стоя перед Гамашем и слегка покачиваясь на ногах, прокурор отмахнулся от мухи и собрался с мыслями.
– Орудием убийства была бита, верно?
– Oui.
– Вот эта?
Прокурор взял биту со стола вещдоков и передал Гамашу, который несколько мгновений ее разглядывал.
– Oui.
– Я представляю этот предмет в качестве вещественного доказательства. – Залмановиц показал биту судье, затем адвокату защиты, а после вернул ее на стол.
Сидевший на галерее позади прокурора Жан Ги Бовуар напрягся. Он и так все время пребывал в напряжении, но теперь совсем окаменел, весь превратился в слух. Слушал и потел в зале судебных заседаний.
– Эта бита была найдена в кладовке, прислоненная к стене неподалеку от тела? – спросил прокурор.
– Да.
– Странная небрежность, вам не кажется?
Бовуар подумал, что его дыхание слышит весь зал. В его собственных ушах оно звучало, как кузнечные мехи. Быстрое, хриплое. Невольно раздувавшее угли его паники.
Но шум дыхания почти заглушался биением его сердца. Грохотом в его грудной клетке. В ушах.
