– Oui, patron, – ответил агент и отправился за своим ноутбуком.
– Может, она не заметила? – спросила Лакост.
– Это возможно, – признал Гамаш.
– Но маловероятно?
– Если она опустилась на колени, чтобы убедиться, что Кэти мертва, я полагаю, она не могла не заметить окровавленную биту. Тебе так не кажется? Комнатушка-то небольшая.
– Вот, – сказал фотограф, возвращаясь с ноутбуком.
Фотографии были четкими.
Рейн-Мари Гамаш должна была заметить биту у стены. Бита напоминала окровавленный восклицательный знак.
И все же…
И все же мадам Гамаш не помнила никакой биты в кладовке.
– А это значит, – сделала вывод Лакост, – что биты, возможно, не было, когда она нашла тело.
Слово «возможно» не ускользнуло от внимания Гамаша, но он понимал ее неуверенность.
– Когда полтора часа спустя я пришел сюда с Жаном Ги, бита стояла у стены.
– Мадам Гамаш заперла церковь, – сказала Лакост. – Из здания только один выход. Через переднюю дверь. Вероятно, у кого-то есть ключ.
– Ключи от этой двери наверняка есть у многих, – сказал Гамаш. – Но никто не заходил в церковь и не выходил из нее. Мирна стояла на крыльце, чтобы до приезда местной полиции никто не вошел.
– Однако небольшое временно́е окошко все же было, – заметила Лакост. – Минут десять, да? Между тем моментом, когда мадам Гамаш ушла отсюда позвонить вам, и тем, когда на крыльце встала Мирна.
– Верно. Но это было при ярком дневном свете. Кому-то пришлось пройти по деревне с окровавленным орудием убийства, чтобы положить его на место. Для этого требуется…
– Большая смелость?
– И здоровенная бита, – сказал Гамаш.
Старший суперинтендант Гамаш провел на свидетельском месте целый день, и это было во всех смыслах нешуточное испытание.
Нужно быть сверхчеловеком, чтобы не потеть в удушающую июльскую жару в зале судебных заседаний Дворца правосудия. Гамаш обильно потел и запрещал себе доставать платок, чтобы отереть лицо. Увидев этот жест, присутствующие могли решить, что он нервничает. А этого нельзя было допустить, ведь приближался поворотный момент в его показаниях.
Он не мог позволить себе ни малейшего намека на слабость или уязвимость.
Но когда ручейки пота стали заливать ему глаза, у него не осталось выбора. Ты либо отираешь пот, либо зрители подумают, что у тебя текут слезы.
Гамаш слышал неподалеку жужжание небольшого вентилятора, но вентилятор стоял под столом судьи Корриво и был направлен прямо на нее. Она нуждалась в этом больше, чем Гамаш. Сейчас она должна была умирать от жары, разве что под судейской мантией на ней ничего не было надето.
