Что же, подумал он, если он мог сочинять истории для своей маленькой дочери, то и для всего Квебека тоже осилит.
– Ну, в путь, – прошептал он. – Нам предстоит путешествие.
Он вернулся в столовую, где его ждал Гамаш. Перед каждым из них стояла порция подрагивающего торта-суфле с лимонным безе.
Залмановиц сел.
Хотя Арман Гамаш и не упомянул о Шарлотте, Залмановиц подозревал, что тот знает. Поэтому он и ненавидел того, кто сидел напротив, за его просьбу и чуть ли не любил его за эту просьбу.
– Я согласен.
Гамаш кивнул, глядя ему в глаза:
– Мы должны действовать быстро.
И они стали действовать.
Это было несколько месяцев назад, в ноябре.
Обвинения были выдвинуты, предварительные слушания проведены.
Теперь стоял июль, шел второй день процесса об убийстве.
Сказать, пошли ли дела по их сценарию, они пока не могли. Результаты ожидались не скоро, а они сделали только первые шаги. План мог еще провалиться. Земля могла уйти из-под ног.
И в этом случае они оба рухнули бы вниз. Но утешением для Залмановица служило то, что, по крайней мере, когда они ударятся о дно, его руки будут на горле Гамаша.
– Как Патрик Эванс отнесся к известию о смерти жены? – спросил он у старшего суперинтенданта.
– Скажите мне здесь, – проговорил Патрик Эванс, когда его друзья встали плечом к плечу с ним.
Гамаш подумал, что точно так же они встали накануне вечером, защищая кобрадора.
– Non, monsieur, – вежливо, но твердо сказала старший инспектор Лакост. – Прошу вас пройти с нами.
Она показала на дверь в комнату, отведенную для приватных мероприятий. Дней рождения. И полицейских расследований.
– Нам можно? – спросила Леа.
– Да, конечно, – ответила Лакост, позволяя Матео и Леа оставаться с другом.
Они прошли в отдельную комнату, и Бовуар закрыл дверь.
Здесь не было камина, распространяющего тепло и радость. Окна от пола до потолка выходили на мрачный сад и полноводную сейчас речушку Белла-Белла.
Воздух за окнами сгустился, образуя тяжелый туман, за которым почти не было видно леса.
Бовуар включил освещение, а затем обогреватель, чтобы прогнать прохладу из комнаты.
Лакост посмотрела на Патрика Эванса и увидела, что он собирается с духом. Как и Матео Биссонетт. Как и Леа Ру. Словно она, Лакост, расстрельный взвод, а они приговоренные.
Без всяких предисловий она сообщила им новость. Тихо, мягко, с сочувствием, но и с полной ясностью.
– Мне очень жаль, сэр, но ваша жена мертва.
Изабель Лакост давно уже поняла, что простота в таких случаях – оптимальное средство. Короткое, резкое изложение факта. Чтобы не осталось никаких сомнений, никакой приоткрытой двери, через которую они могут проникнуть.
