В илойской армии никогда не было наемников — опытных и расчетливых, и никогда не было рабов. По расчету, за деньги, из страха люди способны сделать все, что в их силах. Да, все так. Но за свою землю, свою семью — готовы вдесятеро. Невозможное сделать готовы. Невзирая ни на что. В илойской армии всегда были лишь те, кому есть за что сражаться и что терять. Только так.
Не за себя — во славу Илоя! И гордится победой!
А я…
Закрываю глаза.
Дэнтер щурится, вглядываясь вдаль.
— О чем мечтаешь, Лин?
— Мечтаю? Поскорей на войну, — говорю честно.
Он даже не усмехается. Даже не удивляется.
Он знает.
* * *
Поскорей на войну. О чем мне еще мечтать?
Вернулся.
Ушел.
Сижу один на берегу.
Они обещают триумф…
Моя пентера тихонько качается на волнах, блаженно трется боком о родной причал и плещется сонно, разметав, словно простыни, морские шелка. И вздрагивает, едва-едва… Устала, милая? Тише, тише, все хорошо, все давно позади. Что ж тебе снится опять, моя хорошая, что не дает покоя? Те далекие берега? Так они навсегда остались позади, далеко за кормой. Мы с тобой вернулись. Домой вернулись.
Домой…
— Ты жалеешь, герой?
Соленый морской ветер облетает вокруг, едва касаясь крылом тяжелых складок тоги, шуршит золотым песком и садится рядом.
— Ты все еще жалеешь о прошлом? — спрашивает он.
Молча смотрю в сторону… что сказать? Сколько искал, но так и не смог найти ответа на этот вопрос. Мне ли жалеть? Я илойский консул, богоравный герой, бешеный Атрокс, грозный сокрушитель Самата, любимец народа, почтенный муж и отец троих детей. Мне ли?
Всю жизнь я шел к цели, к славе! Не замечая ничего на своем пути. И вот пришел…
Я так многого хотел. И получил все, даже больше, чем мог получить. Вот мой роскошный дом на Эсквилине, вот мои корабли у причала, вот мои легионы, готовые, хоть сейчас, снова кинуться в бой, и не задумываясь отдать за меня жизнь, всю, без остатка. Моя слава… Эх, слава… да, что с того.
Поскорей на войну! Не за славой — там проще.
Никто не виноват, кроме меня.
А воздух прозрачен и свеж до серебряного звона, наполнен, словно янтарным медом, шуршанием волн, треском цикад и терпким, чуть горьковатым, запахом мирта с каменистых склонов; острые верхушки кипарисов тонут в бездонных небесах средь россыпи звезд… я ведь успел полюбить их, эти кипарисы. Когда успел — вот бы знать. Все эти годы я только и делал, что бежал отсюда прочь, в поход, на войну, хоть куда! Лишь бы не задерживаться дома слишком долго.
