— Чёрт его знает, — откровенно сказал бородач, — Все пошли и я тоже.
Соня Золотая Ручка вскарабкалась до загромождения Прохоровской, с понтом Свобода, ведущая народ на картине знаменитого у то время иностранного богомаза.
— Хлопцы! — обратился до толпы бородач. — Та ну его, этот погром. Пошли назад и просто выпьем.
— Момэнт! — заорал Вол. — Если вы припёрлись до нас у гости, то один раз может выставить и Молдаванка. Не всё же Молдаванке выставлять остальной город.
Через час объединенные силы налётчиков и погромщиков отогнали петлюровские и белогвардейские патрули от винного склада «Петров и Лурье». До позднего вечера возле баррикады шло гуляние по поводу погрома. Когда толпа гостей Молдаванки расходилась после этого мероприятия, её на свою голову, ребра и печёнку встретил провокатор Тищенко. До своего фарта Тищенко вылез из Еврейской больницы на улицу весь из себя живой ровно через три месяца после того, как с Прохоровской убрали баррикаду.
* * *
Через пару событий после погрома Валька Семь Ударов прирысачил до короля Молдаванки добиваться аудиенции.
— Миша! — заорал Валька в самом начале этой встречи у верхах. — Шё вы себе позволяете в нашем общем городе? Моя Пересыпь не перестает на вас катить удивление, Миша. Или королю всё равно, шё вытворяют у Одессе эти, как пишут в листовках, интервенты?
— Валя, успокойте свой характер, — сказал Винницкий, нежно поглаживая золотой гроб. — Ну приперлись до Одессы французы с красными бумбонами на голове, разве это причина так громко выходить из себя? Как будто в Одессе мало своих французов среди местного населения. А вот этих самых чёрных зуавов в чалмах на куполах[108] среди нас таки-да мало. Если не считать чучелу мавра, что постоянно торчит в окне колониального чае-кофейного магазина на Дерибасовской улице…
— Причем здесь зуавы? Хотя я сам видел ув театре, как один такой же чересчур загорелый зверски душил даму у неглеже. И задушил бы, падло, так она хрипела, если б Монька Голова не выпалил в люстру… Так разве я стал бы отрывать вас, Миша, по поводу этих малохольных сенегальцев в их чалмах, с понтом они выскочили из нашей кинофабрики? Ни разу не стал бы! Но эти французы оборзели до того, ше добакланились с петлюровцами и белыми и поделили всю нашу Одессу…
— Нашу? — повёл плечами Винницкий.
— Успокойтесь, Миша, вашу. Это они думают, ше раз издают указы и приказы их кто-то боится больше короля города. Но народ же не такой дурной обращать внимание на очередных глупостев.
