Доктор Дима тоже появился на пороге, и лицо его было угрюмым и злым. Он окинул Шуйгу равнодушным взглядом и опустил глаза - показалось даже, что он покачал головой. Шуйга продолжал смотреть на него вопросительно, но не решался задать вопрос вслух.
- Не знаю, - наконец сказал православный хирург. - Шанс есть, конечно. Но очень большая кровопотеря, межреберная артерия была рассечена…
Шуйга, в надежде сделать хоть что-нибудь, едва ли не радостно спросил:
- Так может, кровь нужна? Я сдам, нет вопроса… У меня первая группа, плюс. Сколько надо сдам, хоть сейчас.
Доктор Дима посмотрел на него как на убогого и сказал назидательно:
- Это… не благословляется.
- В смысле? - не понял Шуйга.
- Переливание крови - грех, - проникновенно произнес православный хирург и, Шуйге показалось, посмотрел в открытую дверь палаты на молодого попа.
Шуйга две или три секунды ловил воздух ртом, сжимая кулаки и осмысливая сказанное. А потом зашипел зло и тихо, забыв обо всех инструкциях, статьях УК и чувствах верующих:
- С каких это пор? Вы вообще с ума тут посходили, что ли? Мне нет дела до ваших идиотских православных фантазий. Меня не трясет это чертово благословение, я неверующий, у меня в паспорте это написано. Это мое конституционное право - свобода совести. И Славке благословение не требуется тоже.
- Вам, может, и не требуется. Но я, в отличие от вас, православный и не стану делать богопротивные вещи.
- Вы не православный, - покачал головой Шуйга. - Вы православнутый. Вы же врач, подумайте головой, вы билетик в Царствие Небесное ценой Славкиной жизни купить хотите, что ли? Вы считаете, что поповское слово дороже человеческой жизни?
Доктор Дима опустил глаза; православный анестезиолог, вместе с санитаркой переложивший Десницкого на кровать, оглянулся на Шуйгу с тоской и странным злорадством.
- У меня нет систем для переливания крови… И быть не может, - пробормотал православный хирург - и Шуйга понял, что тот готов сдаться. Вряд ли он в самом деле такой уж православнутый - скорей всего, просто боится лишиться практики.
Тут с места поднялся молодой детолюбивый поп, сложил брови домиком и попытался сказать что-то о несопоставимости бренной земной жизни и жизни вечной, даруемой Господом, но теперь Шуйгу было трудно остановить - он уже наговорил лет на десять лагерей, так чего же терять?
- Если ты не заткнешься, я тебя без зубов оставлю, - коротко бросил он попу.
- Но я… совсем не это… - промямлил поп. - Я готов взять грех на себя. Как лицо духовное, я имею право…
