Анника уставилась на Берит и схватила ручку.
— Можете повторить это еще раз, только медленно? Мне надо записать текст. Как нам судить о том, является ли молодой человек революционером?
— Как мы можем это узнать? Может быть только одно правило, а именно: готов ли он объединиться с рабочими и крестьянскими массами или не готов к этому на деле.
— Как мы можем это узнать? Может быть только одно правило…
Берит закивала, изображая председателя Мао, а Вивека Густафссон продолжала читать в трубку:
— …а именно: готов ли он объединиться с рабочими и крестьянскими массами или не готов к этому на деле. Если он хочет делать это и делает на практике, то он революционер, если же нет, то он не революционер или контрреволюционер.
— Вы рассказали об этом письме в полиции?
— Нет, — ответила женщина, и впервые за все время разговора в ней проснулась жизнь, удивление, которое скоро перерастет в умение испытывать любопытство, а затем и радость жизни. — Мне надо было это сделать?
— Как выглядит письмо?
— Э-э… — протянула Вивека. — Ну что я могу сказать? Обычный лист, вырванный из тетради.
— А4, разлинованный?
— В синюю линейку. А это важно?
— У вас остался конверт?
— Да, вот он.
— Как он выглядит?
— Как выглядит? Обычный маленький белый конверт, в который вкладывают сложенный вчетверо лист. Адресовано нам, семье Густаффсон. Обычная марка. Есть штемпель. Что здесь? Лулео. Дату не могу разобрать.
— Какая марка?
На несколько секунд наступило молчание.
— С хоккеистом.
Анника плотно зажмурила глаза и попыталась успокоить бешено бьющееся сердце.
— Думаю, вам надо позвонить в полицию и рассказать о письме. Я, наверное, напишу об этом в газете, если вы не против.
Удивление женщины перешло в замешательство.
— Но зачем?.. — спросила она.
Анника поколебалась, она не могла откровенничать с Вивекой Густафссон.
— Я не знаю пока, что это означает, — сказала она. — И с моей стороны было бы ошибкой говорить то, чего я не знаю.
Женщина задумалась, потом, кажется, кивнула.
— Да, если не знаете, то не надо и говорить, — согласилась она. — Я поговорю с комиссаром.
— Позвоните мне, может быть, я что-нибудь смогу для вас сделать, — сказала Анника.
Пустые слова эхом отдались в бездонной пропасти материнского горя.
— Что за волшебный разговор? — поинтересовалась Берит. — Иногда мне казалось, что мальчик находится в этой комнате.
Анника прижала дрожащие ладони к щекам.
— Это тот же самый убийца, — сказала она. — Это совершенно однозначно, другого быть не может.
