Я задумался, будет ли этот кропотливый поиск истины совместим с сиюминутным удовольствием, лежавшим в основе изобретения Гулда. Его машинка хороша тем, что позволяет без труда почувствовать себя гением; но если придется пройти через те же муки творчества, что и сам автор, захочется ли кому-нибудь на ней писать? Этот вопрос я, однако, оставил при себе и лишь заметил, что Пруст пользовался пером и чернилами, а не пишущей машинкой. Гулд, подмигнув, ответил, что у него есть и другие замыслы. Полагаю, он имел в виду авторучку, которая сама написала бы «Поиски...», не представляя себе, однако, ни ее устройства, ни как она будет действовать. После того разговора, кстати, ничего нового на сей предмет я от него не слышал. Надо бы поинтересоваться, придумал ли он что-нибудь еще.
* * *
Безошибочное чутье Гулда. Привычная для тех, кто близко знаком с Гулдом, сцена: прогуливаешься с ним, и вдруг, ни с того ни с сего, он застывает, словно оцепенев. Требуя тишины, водит носом, втягивает воздух, до смешного похожий на гончего пса в стойке. Через несколько секунд выносится приговор: либо он заключает, что взял ложный след, и, разочарованный, продолжает прогулку, либо, просияв, с победоносным видом поднимает вверх палец и восклицает: «Где-то поблизости литература!»
И тогда приходится следовать за ним в его гонке, которая может продолжаться целый час: ведомый своим инстинктом, он бежит вдоль домов, толкает калитки, взбирается по лестницам, осматривает почтовые ящики; наконец, запыхавшись, останавливается перед дверью и выдыхает: «Здесь!»
Он звонит и, когда его впускают (а впускают всегда, ибо он хоть кого уговорит, язык у него так хорошо подвешен, что редко случается, чтобы его отпустили без чашечки кофе), принимается искать предмет, который уловили его радары. Как правило, это бывает книжный раритет в шкафу, завалявшееся в ящике стола письмо или забытая рукопись в комоде. Иногда там просто живет потомок знаменитого писателя, хранящий его неопубликованные фотографии, или женщина, которая знала его когда-то и может поделиться воспоминаниями. Гулд ищет вслепую, задает вопросы, повсюду заглядывает, как заправский сыскарь. Редко бывает, чтобы он не добился своего; случается, что подвергнутый обыску хозяин дает ему уйти с находкой, о которой, возможно, и сам не подозревал.
Заинтригованный этим поразительным даром Гулда, я однажды вздумал поставить опыт, который, увы, не дал ожидаемого результата. На пути наших обычных прогулок я припрятал текст романа, над которым работал много месяцев, — проверить, подействует ли он на детекторы Гулда. Мое сердце учащенно билось всю дорогу и совсем зашлось, когда мы приблизились к тайнику. Я весь извелся, следя за реакцией моего друга и спрашивая себя, в какой момент он замедлит шаг и втянет носом воздух. Но нет! Он прошел в трех метрах от моей книги, ровным счетом ничего не учуяв и продолжая весело болтать! Для меня это было жестокое разочарование, которое я с грехом пополам постарался скрыть. В тот же вечер я забрал из тайника свою рукопись без запаха литературы и бросил ее в огонь.
