В сотне километров отсюда находилась ферма, и мы решили остановиться на ней, прежде чем отправиться к местам обитания племени кадиувеу. Французская фазенда (как ее называли на линии) располагалась примерно на 50 000 гектарах земли, что соответствовало участку железной дороги в 120 километров. По этим полям, поросшим зеленым кустарником и жесткой травой, бродил скот – около 7000 голов (в тропиках одному животному достаточно от 6 до 10 гектаров), и периодически его поставляли в Сан-Паулу по железной дороге. На этом участке находились две или три станции: одна из них, Гуайкурус, была пассажирской – она получила свое название от известных воинственных племен, которые когда-то обитали в этих краях. Кадиувеу – последние выжившие на бразильской территории потомки этого племени.
Фазендой управляли двое французов, объединившие усилия с несколькими семьями пастухов. Одному из них было около сорока лет, его звали Феликс Р., а по-свойски просто – Дон Феликс. Несколько лет тому назад он был убит индейцем. Имени второго француза, который был помоложе, я не помню.
Во время Первой мировой войны один из наших хозяев служил в армии, другой был еще подростком. Благодаря отчаянному характеру и некоторым другим склонностям оба они стали марокканскими колонистами. В Нанте они занимались спекуляцией, но вдруг, неизвестно почему, решили пуститься в странное приключение и отправились в эти забытые богом земли Бразилии. Как бы то ни было, но Французская фазенда через десять лет после ее основания зачахла из-за недостатка средств на покупку скота и современного оборудования, ведь деньги в основном вкладывали в приобретение новых земель.
В просторном бунгало, построенном на английский манер, наши хозяева вели скромный образ жизни то ли скотоводов, то ли бакалейщиков. И действительно, во всей округе это фермерское угодье было единственным предприятием, которое торговало продуктами питания. Трудившихся на ферме крестьян называли empregados: это были наемные рабочие или батраки, они покупали то, что сами же и производили, и в результате такой «деловой игры» оказались должны сами себе, таким образом, предприятие работало практически без денег. Цены на производимые здесь товары, по сложившемуся обычаю, в два-три раза превосходили привычную рыночную стоимость, и дела на фазенде могли бы идти очень успешно, если бы коммерческий аспект не оставался второстепенным. В этом было что-то удручающее. По субботам рабочие, собрав немного сахарного тростника, возвращались в свои хижины. Тростник почти тотчас же отжимали на фазенде в специальных машинах – engenho, при этом стебли измельчали тремя вращающимися цилиндрами из грубо отесанных древесных стволов, а затем в больших жестяных тазах выпаривали сок, который разливали по специальным формам, где он, остывая, превращался в зернистую массу рыжеватого цвета, так называемую рападуру – неочищенный сахар. Готовую продукцию доставляли в находящийся тут же магазин. Вечером рабочие становились уже покупателями и по полной цене приобретали для детей единственное лакомство в сертане.
