Ловчие сети | страница 45



Словно в страшном кошмаре рассматривал я свое… свое тело… и казалось мне, что передо мной не моя сущность, а верхняя часть стеклянной бутылки… с узким длинным горлышком и широким, пузатым, прозрачным низом.

Я стоял на первой ступеньке… смотрел вниз… страшась этого спуска… и того, что не смогу теперь такой… такой, похожий на бутылку воссоединиться со своим телом.

«Однако сейчас… сейчас главное спуститься, — сказал я гулким голосом, и он вроде как разлетелся по этому миру, укрытому серыми лучами. — Надо спуститься, а об остальном подумаю потом… там внизу в моем мире».

И тогда, чтобы не свалиться и ни в коем случае не коснуться поручней перил, я опустился, на пока еще мои, ягодицы, и, опираясь на руки и ноги, плохо меня слушающиеся, полез на присядках вниз… вниз со ступени на ступень…

Со ступени на ступень…

Со ступени на ступень…

В серых лучах, что летали надо мной и озаряли этот мир, теперь я смог разглядеть небольшие желтые снежинки, семиугольные с резными краями. Они летели независимо от лучей, но я видел, что появлялись они из этой серости, будто мгновенно в ней рождаясь. Они сыпались на лестницу, отчего, как мне казалось, она становилось липкой, а потому к поверхности стекла временами прилипали ладони и стопы… но может быть мне это просто казалось. Ведь душа моя теперь уже наполовину была не моя.

Когда я замирал на ступеньках, отрывая от ее поверхности ногу или руку, то вслушивался в эту звенящую тишину в надежде услышать биение моего сердца. Хотя бы прерывистое, тихое, глухое…

Ну! хоть какое- нибудь…

Однако кроме назойливо возникающих строчек Есенина внутри моей души, ничего не слышалось…

И уже даже плохо соображалось… обремененный тяжестью того, что со мной произошло. А потому я перестал противиться Есенину и, чтобы заглушить эту болезненную тоску, начал громко читать его вслух…

В надежде…

В надежде, что тело услышит мой голос и дождется… непременно дождется меня:

 Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад».

Глава седьмая

Как и в прошлый раз, спустившись со ступеней и пройдя через желто-розовое зарево, которое однако, в этот раз меня не ослепило, и оттого я увидел, как неожиданно сквозь его яркость проступили больничные стены. Я вошел в палату, в оной на двух кроватях, уже не каталках… а на обычных, с ножками, лежали больные.

Около одной из кроватей на деревянном стуле со спинкой сидела моя мама… Я узнал ее сразу, но стоило мне ее увидеть, как я захотел горько… горько заплакать.