Я остаюсь с Женщиной-Вороном наедине.
И на двоих только одна жизнь.
Я стрелой бросаюсь в щель между двумя плитами. Ах, если бы со мной была моя камера, если бы было хоть что-то, кроме половинки светящейся ленты.
И тут я замечаю… Лунный зайчик отражается от осколков стекла, лежащих рядом с разрытой могилой Женщины-Ворона.
Я знаю, что делать.
Я бегу со всех ног, изо всех своих оставшихся сил.
За мной слышатся шаги Женщины-Ворона.
Она гонится за мной по пятам.
Но я не оглядываюсь.
Кидаюсь к куче глинистой земли на краю могилы и…
Я почти сделала это.
Почти.
Руки погружаются в свежевскопанную почву, но руки Женщины-Ворона, острые и цепкие, как птичьи когти, смыкаются у меня на щиколотке.
Одновременно мою ладонь пронзает острая боль, но я не обращаю внимания.
Я не обращаю внимания на то, что Женщина-Ворон держит меня за ноги.
На то, что она хватает меня за горло.
Что она поднимает меня, оторвав от земли, пока наши лица не оказываются на одном уровне. Глаза в глаза.
– Попалась, – шепчет она, свободной рукой шаря у меня в кармане.
– Попалась, – отвечаю я, поднимая свой трофей.
Острый осколок линзы объектива, маленький, посеребренный, сверкающий.
Край запачкан кровью, я порезала о него руку, но это все, что у меня есть, и я сую его Женщине-Ворону прямо в лицо.
На этот раз она оказывается недостаточно проворна. На этот раз у нее заняты руки – одна держит меня за горло, другая пытается отобрать мою жизнь – и она не может отпустить ни то, ни другое… и натыкается взглядом на свое отражение.
– Вот что ты такое, – произношу я.
С ее губ, словно шипящая струя пара, вырывается вздох, глаза изумленно расширяются. Лицо искажает бессильная ярость, а затем оно становится отсутствующим, пустым и гладким, как лед.
Не знаю, кого Женщина-Ворон увидела в зеркале.
Потрясенную горем мать, которая бродит по улицам и зовет пропавшего ребенка?
Гнусную злодейку, выманивающую мальчиков и девочек из безопасных уютных домов?
Не знаю, какой она была до смерти.
Знаю только, какая она сейчас.
Дух, фантом, сотканный из горечи и гнева, страха и пустоты.
Я протягиваю руку сквозь красный плащ Ворона, в пустую дыру на месте ее груди. Нить трется о мои пальцы, сама обматывается вокруг запястья, как живое существо, змейка в норе, и я едва не отбрасываю ее, но сдерживаюсь. Закусив губу, я стараюсь покрепче ухватить нить Женщины-Ворона и тяну. Ее вес оттягивает мне руку, и в кладбищенском полумраке я вижу перед собой не бесцветную ленточку, вроде той, что я выдернула из груди у скорбящего человека, а целый
