Под нами раскинулся Грейфрайерс.
В воздухе плывет звон церковных колоколов, медленный и печальный. Мой взгляд мечется по лужайкам, дорожкам и надгробиям, пытаясь отыскать Женщину-Ворона. Над могилами клубится туман, и в сумраке я ее не вижу.
Не вижу, но знаю, где она.
Я ощущаю зов своей нити так явственно, словно одним концом она до сих пор закреплена у меня в груди. Я компас, а Женщина-Ворон сейчас – мой Север.
Меня охватывает новый приступ озноба, по телу словно проходит волна ледяного холода, выдавливая воздух из легких, и я едва не теряю равновесие. Но Джейкоб тут как тут. Опираясь на его крепкую руку, я медленно встаю на ноги.
Сам Джейкоб стоит на стене на четвереньках.
– Боязнь высоты – вполне рациональный страх, – оправдывается он. Слишком громко. Его голос эхом разносится в тумане и, спохватившись, он прикрывает рот.
Сейчас мы в слишком невыгодном положении.
Единственное, на что можно рассчитывать – это шанс захватить Ворона врасплох.
Где-то за церковью по-прежнему слышно, как кто-то копает, и сквозь туман я различаю, наконец, в той стороне слабое голубоватое свечение. Мой свет.
Пора вернуть его себе.
Присмотревшись, я вижу невдалеке высокий камень, прислоненный к стене. Это надгробие со скульптурой – ангел с раскинутыми крыльями, с поднятым вверх лицом, он будто готовится взмыть в воздух.
Стараясь на смотреть в глаза ангела под полуопущенными веками и на его открытый рот, я сползаю по стене на каменное крыло, а с крыла на голову.
Прыгаю.
Падаю, и ноги уходят в сырую, недавно вскопанную землю. Рядом приземляется Джейкоб. Пробежав по инерции несколько шагов, он тоже валится в рыхлую землю. Тихо шипя что-то себе под нос, он пытается встать.
Я поднимаюсь, отряхиваюсь и вдруг замечаю, что мир вокруг изменился. Что-то произошло.
Вуаль начинает мигать, и кладбище меняется. На один долгий миг мир вокруг погружается во мрак, а через мгновение возвращается, но уже другим – резким, ярким и до боли знакомым. Это не Грейфрайерс, который я видела недавно, с призрачным псом и другим призраком, курившим на вершине холма.
Нет, это Грейфрайерс настоящего времени.
Впервые Вуаль и мир за ней выравниваются, два изображения, поколебавшись и подвигавшись, совмещаются, идеально совпадая.
Это было бы прекрасно, если бы не дурное предчувствие – а оно не уходит, холодными пальцами касается позвоночника.
– Не понял, – говорит Джейкоб.
Зато я поняла.
Каждый призрак творит собственную Вуаль, пишет ее своими воспоминаниями по чистому холсту. И это
