Перед отъездом барон дает прощальный офицерский бал. Но местные дамы боятся и самого барона и его галантных офицеров. Как сказала отставная баронесса фон-Штекельберг, занесенная злым ветром гражданской войны в Ургу и теперь разглядывающая Унгерна через лорнет: «Этот господин дурно воспитан, башибузук[27] какой-то, полный моветон!». И что же, права старая ведьма! Крут Роман Федорович с дамами, любит во всем порядок и дисциплину. Любит азиатский порядок, основу будущей Срединной Империи и военную дисциплину-защиту от погрязшей в неверии и мерзости Европы. Недавно приказал телесно наказать жену статского советника Голубева «за разврат». Несчастная, узнав, что ее будет пороть лично полковник Сипайлов, да еще в присутствии других мужчин-офицеров, умоляла только об одном — разрешить ей не снимать исподнее, дамские штанишки.
Унгерн деловито поинтересовался:
— А исподники, сударыня, у вас какие, шелковые или шерстяные?
— Генерал, разве можно у дамы, матери семейства, подобное спрашивать?
— Раз спрашиваю, значит можно!
— Шелковые…
— Тогда разрешаю не снимать, оставьте! А то шерстяные смягчают удары…
Самого Унгерна в обществе женщин уже давно никто не видел. Не интересуется он и услугами мужчин. Отшельником спит один в своей комнате на монгольской тахте, поставленной на ящики с золотом из казначейства Урги. Золотой запас его войска и будущей империи, хоть это не растащат разгулявшиеся казаки и забывшие о чести офицеры. Только золотом и так уже который месяц выплачивают им жалование — отлитыми в слитки китайскими лянами. Все мало, скоты, нахапать и сбежать! Не помогают расстрелы и экзекуции. Тоска! А тут еще над головой барона, на чердаке, воют по ночам волки. Пойманных в степи, он поселил их на чердак и сам не знает зачем…
Все чаще снится ему знакомый веер, скучает он по драконам, давно не видел их забавных сражений. Графиня, где вы, где искать вас, на кого теперь струится черный блеск ваших волос, кто целует ваши веснушки? Проклятье! Зачем он отпустил ее тогда, в Петербурге? Зачем не увез в свой замок на Балтике? Другие женщины ему не нужны, пробовал — не получается… Потому и вымещает теперь на них свою досаду и злость.
И зачем ему этот дурацкий прощальный бал? Кого он здесь встретит? На что надеется? Чудес не бывает… И все же, всем дамам Урги, женам и дочерям местных чиновников, купцов, эмигранткам из России — категорическое предписание барона на розовеньких, с нарисованнымих амурчиками, карточках из плотной бумаги. «Вам надлежит прибыть на прощальный бал, которые имеют честь давать офицеры Азиатской дикой дивизии. Не явившихся ждет суровое наказание, как проявившим пренебрежение к воинам, идущим на смерть». Весельчак Сипайлов предлагал внизу дорисовать еще череп и скрещенные кости, «для пущей наглядности…».
