— Вообще-то я вещами не беру, но надо же когда-нибудь нарушить собственный закон.
Он уже собрался забрать прибор, но Джон остановил его:
— Сэр, я отдам его вам через полчаса. Вы можете подождать?
— Ну ладно. Попрощайся с ним, только не очень горюй.
Ежи похлопал Джона по плечу и вышел из комнаты.
В умывальнике была холодная вода, но в мыльнице лежал кусок свежего мыла. Джон быстро взбил пену, он ведь видел, как это делает отец, помазком смазал щеки и начал бриться.
Бритва шла по его коже легко. Да и брить-то, собственно, было нечего. Но только тот, кто однажды первый раз в жизни подверг свои щеки процедуре бритья, может понять, что в такой момент мальчик становится мужчиной.
Джон для пущей убедительности даже напевал что-то себе под нос. Из-под пены показывались капельки крови, но кто сказал, что превращение мальчика в мужчину процесс безболезненный и бескровный. Девушка ведь тоже становится женщиной в муках и радости. Только у мужчин это происходит совсем иначе.
Когда прибор был отдан, а хозяин, оценив ситуацию, даже предложил Джону воспользоваться его одеколоном, когда потом Ежи напоил Джона чаем и накормил жареной картошкой, когда рассказал Джону о себе и выведал все о семье Джона, когда уже за окнами забрезжил рассвет и оба отправились спать, Джон вспомнил вдруг старика попутчика. Тот заложил свой бритвенный прибор через месяц. Джон сделал это намного раньше.
— Ну и пусть, — вслух сказал парень, засыпая. — Главное — я в Нью-Йорке.
Бо пил третий день подряд. Пил и сам себе удивлялся. Он вообще-то не любил алкоголь. Так уж был устроен его организм, что после третьей порции виски ему становилось дурно, его тошнило, перед глазами все плыло и он проклинал себя за уступчивость и слабость. Его нормой было два бокала шампанского или одна порция виски. Этого хватало на самый продолжительный вечер. Бо был весел, легок, остроумен и обаятелен.
А теперь он пил три дня подряд и видел, что принятое им спиртное измеряется уже не стаканами, а бутылками, которые стояли и лежали везде.
Несколько раз заглядывавший в комнату хозяина слуга Том только разводил руками. Том пытался прибрать пустые бутылки, но Бо страшным голосом кричал на него:
— Убирайся отсюда! Не трожь мой хрусталь!
Бо и сам не очень понимал, зачем ему эти бутылки, но догадывался, что именно ими он измеряет сейчас степень своего отчаяния. И чем больше становилось бутылок, тем горше становилось Бо.
Все дело в том, что его последняя постановка…
