Сперва следует принять ванну. Основательно вымыться. С мылом и губкой. И с зубным порошком.
И с бритвой, разумеется. Сбрить эту паскудную, воняющую козлятиной, бороду.
Надушиться одеколоном.
И только после этого можно будет показаться женщине.
‒ Боже, как здесь разит, ‒ простонал он в душе. ‒ Готов поклясться, что до конца жизни не притронусь к лимбургскому сыру.
Хотя, даже самый выдержанный, самый заплесневевший лимбургер слишком слабое сравнение для описания неповторимого аромата субмарины. Душный сладковатый смрад немытых тел, разлагающегося мужского пота, и более всего ‒ грязных ног, смешивается здесь с запахами солярки, резины и электролита из аккумуляторных ям, с тонким ароматом плесени, мочи и блевотины. Добавим к этому еще остаточные запахи краски и неопренового клея. Такое козлино-техническое амбрэ. Боцман метко называет это одним словом ‒ 'мокробздетина'.
‒ Господин первый помощник, радиограмма. ‒ Радист рассек воздух зажатой в пальцах депешей, словно бы собирался впихнуть ее в рот стоящему обок офицеру.
Под редкой, вроде исландского лишайника, недоразвитой бородкой юноши просвечивала воскового цвета кожа с красным румянцем на щеках.
‒ Дети. Все они еще дети. Подводный детский сад Северной Атлантики. Наверное, то же самое на торговых судах и эсминцах 'томми'. Детская война. Вот этот аж подскакивает от нетерпения: 'Ну что? Что там? Плюшевый медвежонок?'
‒ Подожди! ‒ буркнул Райнхардт, борясь с пуговицами озябшими, одеревеневшими до нечувствительности пальцами. Снял, наконец, тяжелый, как судьба-злодейка, плащ и повесил его обтекать на трубу перископа. Радист резво принял положение навытяжку и опять протянул свой листок ‒ совсем как лакей утреннюю почту на серебряном подносе, но Райнхардт, присев на ящик с картами, принялся за тяжелые, подбитые изнутри пробкой и войлоком, морские ботинки.
‒ Вы, в самом деле, полагаете, что наш благодетель, Oberbefehlshaber der Kriegsmarine, Grossadmiral [Главнокомандующий Кригсмарине гроссадмирал — Примечание переводчика] Карл Дениц скончается от нетерпения, пока я снимаю плащ?
Лицо радиста залилось румянцем, просвечивающим даже сквозь золотой пух.
‒ Да-а… ‒ процедил с удовольствием Райнхардт, стягивая через голову влажный вязаный свитер неопределимо бурого цвета. Дорогой свитер из шерсти ламы с застежкой-молнией по самые уши, который всего месяц назад был голубым. ‒ Только так. Спокойно и последовательно. Без дерганья и суеты. Следует быть профессионалом, господин радист. Кок! Что там у вас с кофе, который я заказывал полчаса назад?
