Гости ошеломленно застыли на пороге салона, словно пара бродячих попрошаек. Риттер ‒ в своем измятом и замызганном кожаном плаще и Райнхардт ‒ в тяжелых морских сапогах и воняющей смазкой, покрытой потеками соли, куртке. Оба небритые, грязные и бледные. Оба щурили глаза, как вытащенные из норы кроты.
Капитан 'Оксфольта' и его свита, напротив, выглядели так, словно перенеслись сюда прямо из берлинской 'Оперы'. Черные мундиры, белоснежные рубашки, блестящие золотом полоски знаков отличия на манжетах, начищенные до блеска ордена.
Запах сигар и одеколона.
Гости щелкнули каблуками, одновременно вытягивая руки в нацистском приветствии. Риттер ‒ с энтузиазмом, выбросив вверх ладонь так стремительно, словно хотел выбить кому-нибудь из присутствующихг глаз, а Райнхардт лишь лениво имитировал неопределенный жест ‒ что-то среднее между 'помахать ручкой' нелюбимой тете на перроне вокзала и незавершенной попыткой снять с головы шляпу.
‒ Пожалуйста, господа. Как говорится: чем богаты…
‒ Наши морские герои…
‒ Рыцари подводной войны…
‒ Волки Атлантики…
‒ Прозит!
Отдельные голоса тонули в общем гаме. Капитан позволил проводить себя за стол. В эту минуту он, как никогда ранее, напоминал взлохмаченного преподавателя арифметики. На своем корабле он казался образцом опрятности и чистоплотности. Никаких цивильных тряпок, никакой бороды. Ежедневно скоблил лезвием щеки, распоряжался чистить щеткой свой мундир. А теперь, хватило немного света ‒ и чары исчезли. Стали заметны и выцветшие манжеты, и потрепанные знаки различия, и какие-то неопределенные пятна и потеки на одежде. В дополнение ко всему, желтый цвет лица, как после тяжелой болезни.
Когда-то Райнхардт испытывал стеснение от подобных превращений, прятал глаза, выслушивая тосты, любезно отказывался от личных презентов и героически принимал все, что дарили экипажу, после чего с облегчением смывался на свой корабль. Но со временем поумнел. Стал понимать, что скоро над его головой снова сомкнутся волны океана, а он, замкнутый в своей стальной трубе, с тоской будет вспоминать о каждой сигарете и каждой рюмке коньяка, от которых прежде отказался.
С тех пор он спокойно позволял разным франтам квохтать вокруг себя, похлапывать себя по плечу, без колебаний принимал в подарок сигары, плоские бутылочки коньяка и плитки шоколада.
‒ Райнхардт, познакомьтесь с нашими будущими гостями, ‒ подал голос Риттер, хватая первого помощника за рукав. ‒ Это ‒ герр Клаус Фордингер, это ‒ доктор Альфред Висман… А это ‒ фройляйн Ева Левенганг.
