Треугольник | страница 56
Приветливый человек перешел улицу, свернул в совсем уже непроходимо узкую улочку, зашел в парадное, пошел по длинному коридору, взбежал по лестнице, потом по другой лестнице спустился и очутился перед старинной резной дверью. Деревянная эта дверь чем-то напоминала хозяина. Человек достал из кармана огромный ключ в форме двух сцепившихся рогами оленей и отпер дверь.
Он усадил Мартироса перед печью. И пока он раздувал огонь, он краем глаза все поглядывал на Мартироса, и хотя выражение его лица не изменилось, но от огня лицо сделалось еще более гладким и мягким.
Мартирос согрелся. Приветливый хозяин дома вышел через другую дверь, которую Мартирос вначале не заметил, и вскоре вернулся, неся в каждой руке по большому куску мяса. Он положил мясо на стол, один кусок перед Мартиросом, другой перед собой, потом принес два высоких бокала с металлическими крышками, и они в молчании принялись за еду.
Мартирос с аппетитом уплетал мясо и поглядывал на приветливого своего хозяина. Тот, в свою очередь, обгладывал кость и поглядывал на Мартироса.
— Как тебя звать? — спросил хозяин дома.
— Мартирос, — отвечал Мартирос с набитым ртом.
Поели, попили. В комнате стало теплее, и свет, казалось, сделался краснее. Оба, и гость и хозяин, разомлели от сытости, от тепла и собственной доброты. Мартирос от удовольствия даже зевнул. Зевнул и хозяин, потом вытер стол рукавом, поднялся, пошел в соседнюю комнату и вынес оттуда большой альбом в толстом серебряном переплете, на серебре были выгравированы сюжеты из жизни Христа.
— Наш семейный альбом, — сказал хозяин и раскрыл альбом. Мартирос увидел портрет человека, очень похожего на хозяина дома — та же улыбка, то же выражение лица, только волосы и прическа другие и усы не похожи. В руках он держал большой топор.
— Мой прадед, — сказал приветливый человек, — за хорошую работу получил четыре награды и звание придворного палача…
Мартирос оцепенел, умер, перестал существовать, словно из него в минуту выкачали всю кровь. Он был такой разомлевший, такой сытый и размягченный, что не мог думать ни о чем остром, не мог спрашивать об остром, не мог принять острое выражение и с застывшей улыбкой смотрел на приветливого человека, ожидая, что следующая минута прольет на все свет, все разъяснит.
Приветливый человек открыл вторую страницу — здесь был изображен все тот же человек, он опять держал в руках топор, только волосы и усы у него были другие и топор поменьше…