Юнус со своими башибузуками ворвался в помещение.
В дальнем углу, прижавшись друг к другу, теснилось около десятка девушек.
Бабишад выстрелил в воздух.
— Осторожно, товар не попортьте! — с блестящими глазами сказал Юнус.
Мустафа смотрел на девушек и потирал руки — какой большой выбор, давненько такого не бывало.
— Да, уж теперь-то мы разживемся… — Юнус спешился и, вглядываясь в лица женщин, обошел их всех и остановился перед одной с грязным, закопченным лицом.
— Чует мое сердце, ты лучшая из всех, что я видел, — осклабился Юнус. — Ты-то и не дашь померкнуть моей славе и окупишь все… — И Юнус не глядя протянул раскрытую ладонь к Аль-Белуджи.
Аль-Белуджи вложил в его руку драгоценный кубок с вином. Юнус омочил руку и провел мокрой ладонью по лицу женщины, и все увидели лицо неописуемой красоты, совсем юное прелестное лицо.
— Ав-ва!.. — радостно завизжал Юнус.
Остальные стояли разинув рты.
Потом Бабишад сказал:
— Как раз для хана Алаваша.
— Для Аббаса, — сказал Мустафа. — Он нами в последнее время был недоволен.
— Ав-ва!.. — снова взвизгнул Юнус. Он все еще упивался своей сообразительностью. — Меня не проведешь… — И Юнус схватил девушку за руку.
— Не дам!.. — в отчаянии заголосила немолодая женщина, стоявшая рядом с девушкой, и вцепилась, обхватила девушку обеими руками. Хара-Хира сгреб кричавшую женщину в охапку и хотел было вышвырнуть ее во двор, но что-то его остановило, и он снова опустил ее на землю. А Мустафа, Бабишад и Аль-Белуджи открыли пальбу, чтобы нарушить создавшуюся тишину и восстановить привычную обстановку. Она чувствовали себя хорошо тогда только, когда кругом царил страх, им нужно было постоянно ощущать этот страх в окружающих — они впитывали его в себя, как кислород, всеми нервами, легкими, кожей. И блаженствовали тогда.
Девушка вырвалась из рук Юнуса и выбежала из церкви. Парни Юнуса кинулись вдогонку.
Юнус смотрел на убегавшую девушку и смеялся:
— Глядите-ка, как бежит, лань, ну чисто лань…
Юнус был в своей стихии. Он подумал о своем самом богатом покупателе, купце-еврее. Ну, мой дорогой Хилал-аль-Фулфул, раскошеливайся давай, гони монету, Хилал-аль-Фулфул…
В это самое время к селу приближался на осле ничего не подозревающий Мартирос. Был он умиротворенный, отдохнувший, был сыт и пребывал в надеждах. Хозяин осла, длинношеий добродушный перс, сидел на втором осле и ехал за Мартиросом.
— А что, море очень далеко?.. — спросил Мартирос.
Перс огляделся кругом.
— До моря, если идти на север, двадцать семь сел есть, если на юг, двести сорок восемь, а если на запад, восемнадцать, — не моргнув, уверенно ответил он.
