— Только и всего?
— Только.
— А еще кто-нибудь это слышал?
— Не думаю, — отвечал Гицэ, запинаясь. — Он отвел меня в сторону.
— Но если вы больше ни о чем не говорили, — произнес с улыбкой комиссар, — зачем было вам секретничать?
Гицэ смущенно пожал плечами.
Пинтя не мог больше сдерживаться. Он понял, почему Ликэ, говоря с Гицэ по секрету, делал это так громко, что его могли слышать другие.
— А может быть, — сказал он, подчеркивая каждое слово, — Сэмэдэу говорил так громко для того, чтобы подозрение пало на тебя, в случае если его обвинят в нападении на арендатора?
У Гицэ мороз пробежал по коже.
— Этого не может быть! — проговорил он, задыхаясь от прилива крови. — Не может быть! — прошептал он немного спустя, как человек, защищающий свою жизнь. — Я не могу вам доказать, что говорил с Ликэ только об этом и ни о чем другом, но могу поклясться хлебом и солью, крестом и святым Евангелием, что больше ничего ему не говорил. Могу поклясться, — прибавил он в отчаянии, — что Ликэ всю ночь оставался в корчме.
— Ладно, выясним и это, чтобы доказать вам, что мы умеем очищать дороги от злых людей, — сказал комиссар, довольный полученными сведениями.
Между тем Пинтя то кусал себе губы, то грыз ногти на пальцах, а Гицэ стоял как в воду опущенный.
Вышло так, как предупреждал Пинтя: Гицэ согласились отпустить домой только на поруки.
Отправившись искать людей, готовых за него поручиться, Гицэ чувствовал, что силы его покидают. Взгляды встречных обжигали его; он шел вперед, не смея поднять глаз от земли или посмотреть по сторонам.
Первым, к кому он обратился, был его шурин Андрей, брат Аны. Как человек неопытный в такого рода делах, Андрей заколебался, узнав, что от него требуется. У Гицэ так и упало сердце. Тогда он пошел к своему двоюродному брату, священнику. По дороге он не раз останавливался, и если бы не тревога за Ану и заботы о хозяйстве, он, пожалуй, дал бы себя тут же арестовать, лишь бы не докучать людям. Священник охотно согласился поручиться за него, да и подбадривал Гицэ, уверяя, что ему нечего бояться, если он не чувствует за собой вины. Однако, давая добрые советы, двоюродный брат не переставал укорять Гицэ за то, что он перебрался на Счастливую мельницу.
Священник приготовил письменное поручительство, которое надо было перед отъездом передать комиссару. Время шло. Было уже четыре часа пополудни, когда Гицэ запряг лошадей в тележку, чтобы ехать домой.
Когда они с Лае уже совсем приготовились к отъезду, к Гицэ подошла высокая смуглая женщина с тонкими губами и маленькими беспокойными глазами и попросила Гицэ немного подождать, пока придет Пинтя, капрал. Эта женщина в полукрестьянской одежде была Уца — служанка, которую разыскал Пинтя после утреннего разговора.
