— Жаль только, что сейчас это невозможно… — с огорчением заметила девушка.
— Это ты напрасно так думаешь, — перебила ее я. — Можно и сейчас понемногу осваивать азы. Присматривайся к тому, что делает пилот, когда сидит в кабине, расспрашивай подруг. А хочешь, я буду с тобой заниматься?
— Ну что вы! У вас и времени-то не будет. Вам и так спать некогда.
— А все-таки давай попробуем. Согласна?
Она кивнула головой, и я была уверена, что научу ее летать. Мне было радостно за эту простую, милую русскую девушку, которую в самый разгар войны вдруг властно позвало к себе хмурое, опаленное всполохами взрывов фронтовое небо.
И вот теперь она ушла от нас. Когда ее хоронили, у меня было такое ощущение, словно вместе с ней в темную сырую землю опускают часть меня самой, мои лучшие надежды…
Из Екатериноградской полк перелетел в Александровскую. Здесь мы провожали бригадного комиссара Горбунова, уезжавшего на другую работу. Летчицы с сожалением расставались с этим человеком, который стал им настоящим отцом и другом.
После первой же встречи осенью прошлого года мы почувствовали к нему глубокое расположение. Горбунов присутствовал тогда на полковом собрании. Он внимательно слушал выступавших, интересовавшее его записывал в блокнот, изредка задавал вопросы. Причем делал он это просто, без признаков начальственного тона, словно разговор происходил в тесном кругу друзей. Потом он выступил сам. Говорил понятно, тепло, от души.
После этого в полку Горбунов стал частым гостем. Появлялся всегда незаметно, без помпы, бывал на аэродроме, беседовал с людьми, заглядывал в общежитие, столовую. Он старался вникать в каждую мелочь нашей жизни и боевой деятельности, но делал это спокойно, не навязчиво. Его присутствие никого не смущало и не нервировало, как это нередко бывает, когда в часть прибывает высокое начальство.
Перед отъездом Горбунов присутствовал на партактиве полка. После собрания завязалась оживленная беседа, и тут он раскрыл нам один секрет. Оказывается, что вначале нас просто не хотели брать в дивизию.
— Вы-то, конечно, непричастны к этой оппозиции, — уверенно заметил кто-то.
— А вот и не угадали, — ответил Горбунов. — Я тоже был в числе противников. Знаете, уж очень необычным было ваше появление на фронте. Теперь вижу, крепко ошибались мы, недооценили советских женщин.
— Это не ново, — заметила я. — До войны многие летчики-инструкторы тоже не хотели обучать девушек.
— В самом деле?
— Спросите любую аэроклубницу.
