- Рубин чудесный, лучше и не придумаешь, - отвечает генералу Сиротин. - А самое главное - он у нас идет хорошо. Заказы на изделия из него всё поступают и поступают.
И тут встал дьякон дятьковского собора, любимец генерала, отец Никодим. Он громогласно откашлянулся, поклонился генералу и говорит:
- Разрешите, ваше превосходительство?
- Что? Тост? Нет, не разрешаю, хватит с меня их! - отвечает ему Мальцев. - Вот если бы ты спел нам что-нибудь божественное или хотя бы полубожественное, тогда другое дело. А речей я уже наслушался вдосталь.
- Так вот спеть я и прошу вашего разрешения.
- Ах, ты спеть хочешь! Ну тогда валяй. Давай, брат, давай, мы тебя слушаем, - ответил ему Мальцев.
Дьякон снова прокашлялся, потом расправил свою окладистую бороду, провел по ней из-под низу вверх широченной лапой и, раскрыв огромнейшую волосатую пасть, запел:
- Зо-о-олотому рубину-у-у е-е-его пре-е-евосходительст-ва, ге-енерал-ма-а-айора Сергея Ива- ааановича-а-а-а Ма-а-альце-е-ева-а-а, бла-а-а-аго-о-о-одетеля и по-о-о-ильца-а-а-а-ко-о-о-ормильца на- а-аше-е-его, мно-о-о-о-о-ога-а-а-ая-а-а-а ле-е-е-е-ета-а-а-а-а-а!
Стекла в окнах генеральского дворца задрожали, стень, гулом отозвались от могучего дьяконского рева.
А сидевшие рядом с дьяконом вовремя спохватились, до гадались уши пальцами заткнуть, а то бы им и оглохнуть можно было от такого рокотания.
Все зааплодировали дьякону, когда он закончил многолетие золотому рубину, а Мальцев в восторг пришел:
- Ну, дьякон, ну, дьяче, спасибо тебе, брат! Разуважил ты нас всех! - говорит он отцу Никодиму. - Ах, господа, как я завидую ему! Надо же было господу богу наградить человека басиной таким! Да я бы за такой голос невесть что отдал, половину бы заводов своих!
- А я бы, ваше превосходительство, поменялся голосом своим с вашей милостью за одну Дятьковскую хрустальную, - пробасил дьякон.
- Га, га, га! - загрохотал генерал. - Ишь ты! А у тебя, брат, я вижу, губа не дура, знаешь, на что нужно менять, на самое доходное. А так как это ни в моих, ни в твоих возможностях, то давай-ка останемся каждый при своем. И пир продолжался своим чередом.
А в это время творцы золотого рубина, Данила Петрович и Сенька, которые не были и быть не могли в числе приглашенных на такой торжественный обед в генеральском дворце, праздновали пасху по-своему. Сенька гонял с ребятами на огородах, играл в шаровни, а Данила Петрович со Степаном Иванычем сидели на завалинке и мирно беседовали о своих делах, о том, что послезавтра им снова надо на работу…
