Анна Николаевна, жена Данилы Петровича, с тревогой смотрела на мужа, пыталась вызнать, отчего он такой грустный стал.
- Что ты, Данила, такой невеселый, будто потерял что или похоронил кого? Ты скажи мне: что тебя мучает? - спрашивала она его.
- Ах, отстань ты от меня! - отвечал ей Данила Петрович. - Ничего я не терял, никого я не хоронил, но и не нашел еще того, что найти мне край как нужно.
- А ты мне скажи, что тебе найти-то нужно, может, я тебе пособлю? Ведь я тебе не чужая, - приставала к нему Анна Николаевна. - Может, ты все позор свой никак не можешь позабыть, что генерал тогда на конюшню спровадил тебя? Так ты же в том не повинен, и не одного тебя он туда спроваживал, таков уж он зверь.
Данила Петрович только рукой махал, словно от мухи надоедливой отбивался.
И Анна Николаевна умолкала, только тихонько вздыхала, глядя на мужа.
Зато Сенька никогда не спрашивал отца, почему он скучный такой. Сенька-то лучше всех знал, что мучает его тятьку.
- Да брось ты, тять, кукситься, - говорил он не раз. - Ну что ты нос повесил? Я тебе честное слово даю, вот как хочешь забожусь, что я помогу тебе вызнать у этого чертова Жульца все секреты его. Вот увидишь.
- Каким это образом, хотел бы я знать? - грустно спрашивал Данила Петрович.
- Ну я еще не знаю и сам, как это у нас с ним выйдет на деле, а только я его обведу, как он ни прячься от нас. Ишь леший какой! Самому же кто-то показал, как и что, чтоб получился этот проклятый золотой рубин, а вот как с другими поделиться - так не хочу? Ну нет, брат, не на таких напал! Пусть только он опять приступит к варке, так и недели не пройдет, как я все вызнаю у него.
- Ты уже один раз «вызнал». Получил гулю на лоб? Как бы он тебе другую туда же не присадил.
- Не присадит!
Сенька и сам не понимал отчего, но почему-то был уверен, что они с тятькой тоже скоро научатся варить золотой рубин. Подумаешь, невидаль какая! Всякое стекло они варят, а это не смогут? Да быть этого не может!
Данила Петрович хоть и не принимал слова сына всерьез, а все же ему немножко легче становилось. Ведь, собственно-то говоря, им не так и много теперь разузнать осталось. Когда Шульц поливал жидкостью шихту, которую они принесли к нему в лабораторию, тут и гадать не нужно было, что это такое. Каждый стекловар мог бы сразу понять, что это царская водка, а в ней растворенное золото.
Не трудно было понять Даниле Петровичу и того, что получилось у Шульца с его рубином в прокальной печи. Когда Степан Иванович передал ему в подробностях разговор Шульца с генералом, Данила Петрович сразу понял суть дела.
