В другой день она привела его в одно из помещений своего дворца, наполненное мишурой, рыцарскими доспехами, копьями, щитами и плюмажами, и, будто полководец на параде, обошла ряды неподвижных, но по-прежнему воинственных призраков, покрытых пылью. Она обращалась к ним с ласковыми словами, она утешала их и обещала, что они еще выйдут на сцену, увидят ослепительные спектакли и услышат восхитительную музыку.
Она делала смотр своей империи иллюзий — огромной, простиравшейся на семнадцати этажах и населенной полчищами персонажей. Она проходила мимо них, как добрая королева, одаряющая милостями своих подданных. Она заходила в пыльные кладовые и мастерские, давала мудрые советы работницам, которые кроили и шили богатые одеяния для героев будущих спектаклей. Жители этой страны были искусны во всем: от сапожного ремесла до ювелирного дела. Все они любили Кристину, так как ей были интересны их горести, маленькие слабости и капризы. Ей были известны глухие уголки, где тайно обитали дряхлые супружеские пары. Она стучала в их двери, знакомила их с Раулем, представляя его как сказочного принца, который просит ее руки, и оба, присев на что придется, слушали бесконечные и причудливые легенды Оперы с таким же вниманием, с каким когда-то, давным-давно в детстве, слушали старые бретонские сказки. Эти старики ничего уже не помнили, кроме того, что касалось Оперы. Они жили здесь, казалось, целую вечность. То и дело сменявшиеся директора и администраторы не подозревали о их существовании, дворцовые перевороты и революции не задевали их, за толстыми стенами театра проходила жизнь, творилась история Франции, а они даже не замечали этого.
Так проходило драгоценное время, когда они были вместе и за своим интересом к внешнему миру пытались спрятать друг от друга и от самих себя то единственное, чем были полны их сердца. Только иногда Кристина, которая обычно вела себя более разумно и казалась сильнее, чем Рауль, неожиданно теряла спокойствие и начинала нервничать. Она то принималась веселиться без всякой причины, то вдруг резко останавливалась и сильно сжимала Раулю руку своей внезапно похолодевшей рукой. При этом глаза ее перебегали с одного на другое, будто следили за ускользавшими таинственными видениями, и потом она куда-то тащила его, смеясь задыхающимся смехом, который часто заканчивался слезами. В такие минуты Раулю хотелось растормошить ее, расспросить обо всем, хотя он обещал не делать этого. Однако, еще не успев задать первый вопрос, он уже слышал ее будто в горячке произнесенные слова:
