Ввиду всей серьезности положения, чтобы хоть как-то защитить здание от ужасных козней, сама Сорелли, сопровождаемая всеми танцовщицами и даже девчушками из младших классов, на следующий же день после случая с бригадиром пожарных собственноручно возложила на стол, который стоял в вестибюле административного корпуса, железную подкову: к ней должен был прикоснуться всякий, входивший в Оперу, — разумеется, исключая зрителей, — прежде чем ступить на первую ступеньку лестницы. Это было необходимо, чтобы не оказаться добычей оккультных сил, которые овладели зданием вплоть до самых глубоких подвалов!
Я не выдумал эту подкову, как, впрочем, и всю эту историю, и до сих пор ее можно увидеть в вестибюле на столе перед комнатой консьержки, когда входишь в Оперу через служебный вход.
Вот в каком настроении пребывали девушки в тот вечер, когда мы вместе с ними вошли в артистическую уборную Сорелли.
— Там призрак! — вскричала, как уже говорилось, малышка Жамм.
После испуганных восклицаний и сбивчивых рассказов воцарилось леденящее молчание. Слышалось только дыхание перепуганных девушек. Потом Жамм в непритворном ужасе забилась в самый дальний угол и прошептала:
— Послушайте!
И всем показалось, что за дверью действительно что-то зашуршало.
Никаких шагов — только что-то вроде шороха шелковых одежд, коснувшихся стены. Потом все стихло. Сорелли, собрав все свое мужество, приблизилась к двери и слабым голосом спросила:
— Кто там?
Ответа не последовало.
Тогда, чувствуя на себе напряженные взгляды балерин, она сделала над собой усилие и произнесла громко и резко:
— Кто-нибудь есть за дверью?
— Да, да! Конечно, есть! — поспешно прошептала востроглазая Мэг Жири, схватив Сорелли за газовую юбку. — Только не открывайте! Ради бога, не открывайте!
Но Сорелли, вооружившись стилетом, с которым никогда не расставалась, решилась-таки повернуть ключ и приоткрыла дверь; юные балеринки стояли, сбившись в кучу, возле туалетной комнаты, а Мэг Жири шептала:
— Мамочка моя!
Между тем Сорелли храбро выглянула в коридор. Он был пустынен; газовый рожок в стеклянной оболочке скупо освещал красноватым светом потемки, не в силах разогнать их. Балерина вздохнула с облегчением и снова закрыла дверь.
— Никого там нет.
— Но мы же его видели! — испуганно проговорила Жамм, с опаской подходя к Сорелли. — Он, должно быть, бродит где-то поблизости. Я даже боюсь идти переодеваться. Надо нам всем вместе спуститься в зал, поприветствовать директоров и сразу вернуться.
