— Откуда я знаю, — пожал плечами Урий. — Но я знаю другое…. Раз в году, в праздник первого снега, Арман напивается до отключки. Все об этом знают. Как и о том, что отряд в этот день со старшого глаз не спускает, чтобы тот куда не влип… Хоть Арман о слежке даже не знает.
— И… — выдохнул Рэми, на миг задумавшись.
Что за боль жрет сильного и гордого дозорного в этот день? Да еще настолько сильная, что надо утолять ее вином…
— В такие дни он идет в дом веселья, заказывает целый зал и пьет до умопомрачения. Только мужик он сильный, и пьяный умеет быть опасным. И разума никогда не теряет. А в этот раз потерял. Вспылил на девчонку-рабыню, да и не заметил, как свой драгоценный амулет потерял… Слышал я, что вещичка эта была последним подарком его погибшего брата и что, проспавшись, Арман за амулетом сам пришел. Все углы в доме веселья облазил, слуг опросил, да амулета не отыскал… Что и понятно. В тот день в доме веселья был один наш друг. Как он там оказался, дело десятое, но вещичку он подобрал. Хотел было Арману вернуть, да вот только забывал как-то. А как пришел заказ на дозорного… вещичка та перепала мне.
Почему слушать это так больно? И стыдно? И в то же время сладко… Будто знал Рэми, кого и что оплакивает Арман в тот день, будто это знание грело душу… но греть не могло. Не могло быть хорошо, когда кому-то плохо, а было. И вновь приоткрылась закрытая намертво дверь, а Рэми сжал зубы, отдаваясь под власть нового видения:
* * *
Льется через окна лунный свет, бьет по глазам. Обжигает белоснежный свет из родных глаз:
— Пойдешь со мной, Нериан, — голос родной и чужой, вновь неверие… Этого не может быть…
— Нет, не могу… Не хочу! А-а-а-ар!!!
Удар. Неверие… Разве так может быть? Кровь на губах, тихий стон, и вновь удар об стену… Больно… Почему ты мне делаешь больно, дядя!
* * *
— Продолжай… — выдохнул Рэми. А потом вдруг спохватился, схватил Урия за руку и спросил:
— Почему ты мне это рассказываешь? Зачем амулет Гаарсу? Он пойдёт убивать Армана? — и замер, уже зная ответ и не желая его слышать. Но и Урий ученика щадить не намеревался. И стало опять горько и стыдно. И за себя, и за главу своего рода, и за свою глупость…
Рэми отпустил руку Урия, отвернувшись. Винить некого. Он сам, собственными руками, отдал свою свободу Гаарсу. Поверил… Идиот! Поверил!
— Гаарс попросил меня слегка изменить эту вещицу. И именно он понесет ее в замок.
— И?
— Заладил со своим «и»! Умрет Арман завтра, не чуешь? Магия это, сильная, древняя, и заряжен амулет мною… а с меня клятвы неубийста никто не брал. В твоих руках — безобидная игрушка, в руках Армана… А теперь отнеси это Гаарсу и посмотри, что он сделает.
