Забыв об Астэле, Арман бросился к Рэми и отшатнулся: брат медленно открывал глаза, но в этом взгляде не было жизни, лишь ошеломляющая, такая знакомая пустота…
— Что же я наделал… — прохрипел Арман, понимая, что ничего уже не изменишь. Он видел сорвавшихся высших магов, знал, что с ним делают телохранители, знал, что ничего не исправить… и Эрр умрет… из-за тупости Армана!
— Да и в самом деле? — сказал оказавшийся рядом Кадм. — Дурак ты, Арман. Собственного брата, высшего мага, целителя, до такого довел. Теперь понятно, почему твои слова так его ударили… он ведь тебя, дурака, подсознательно любит, ценит, слушает. А ты… так некрасиво. Но раз нашего Рэми мы вернуть не можем, думаю, и тебе тут делать нечего.
Арман и понять не успел, что произошло: Кадм был слишком быстрым. Ужалило болью шею: телохранитель сорвал с него амулет. Мелькнул в зеркалах клинок, пронзило огнем спину, и из груди вдруг показалось на миг такое на удивление чистое, блестящее острие… И исчезло, когда Кадм выдернул клинок. Какая честь, коварные боги. Телохранитель изволил его убить собственным клинком…
Не веря, не осмеливаясь поверить, Арман упал на колени, зажимая рану, лениво удивляясь отсутствию боли и расплывающемуся по животу и спине влажному теплу… кровь струилась по белоснежным одеждам, пачкала идеально чистый пол, переливался в хрустальном звоне едва слышный плач замка. Арман захрипел, давясь кровью, понимая, что осталось не так и много, прикоснулся испачканной ладонью щеки брата, прошептал то, что должен был сказать уже давно:
— Да, я дурак. Ты не виноват. Ни в чем не виноват. Это я виноват… я был слеп… не понимал… прости, Рэми, прости… и очнись… ты должен жить… мое глупое чудовище. Слышишь? Живи несмотря ни на что… и как хорошо, что ты меня не помнишь… не вспоминай, незачем помнить…
И закашлялся кровью. Силы покидали его, зеркала расплывались перед глазами, ударил за спиной крыльями подоспевший Айдэ. Затих в страхе замок, будто и сам умер, а в глазах Рэми появился вдруг смысл. Или просто показалось. Дайте боги, чтобы не показалось!
Арман упал на спину, стараясь не пачкать брата собственной кровью, вновь захлебнулся и лениво удивился, что его кто-то перевернул на бок, чтобы он смог дышать. Неужели Кадм? Зачем?
— Арман? — догнал на грани сознания знакомый и теперь ставший вдруг таким родным голос. — Очнись, Арман? Ты… что же ты! Да помоги же!
— Я не умею исцелять, — ответил кто-то другой, — так что давай ты…
