Радетелей о нравах не наказывали, поэтому каждый второй донос был ложным. Слова «услали в Калинкинскую комиссию» стали нарицательными и воспринимались обывателями не столько с насмешкой, сколько с состраданием. Никита сразу понял, что имел в виду несчастный Мюллер, проклиная товарища по художественному цеху. Что руководило Карлом Ладхертом? Месть, зависть?.. Никита вдруг смутился, как юный гардемарин. Ведь он и сам в свои тридцать с гаком с удовольствием вспоминал прекрасную Анну. Как легко оболгать чистого человека. Но люди грешны… Вдруг?.. Он искоса взглянул на взволнованного Мюллера.
— Донос вашего Карла имел под собой какую-нибудь почву? — уклончиво осведомился Никита, не мог же он спросить напрямик, была ли Анна его любовницей.
— Вот именно… почву… Это вы правильно подметили! — возопил несчастный художник. — Только в мыслях держал я ваять с нее красоту и любил, как родную дочь.
«Ох, хитришь, старик, — подумал Никита. — Что не получилось у тебя ничего, в это я охотно верю. Но чтоб только в мыслях держал и все такое прочее… Я на вашего брата художника насмотрелся. Народ ушлый, возраст для вас не помеха». Он хотел сказать, что если девица чиста, то большой беды для нее не будет. Подержат и выпустят. Вопрос только в том, сколько ее продержат… но не сказал. Не хотелось вслух обсуждать чистоту Анны.
— Чем я могу помочь?
— О, князь, вы знаете, что такое быть немцем в России! Farbe halten!
Фраза эта уже стала расхожей и означала: молчи, когда унижают. Никита понимающе кивнул.
— Зачем сидит здесь этот солдат? Как долго он будет здесь сидеть? — продолжал взывать Мюллер.
— Очевидно, до особого распоряжения. Тюрьма вам не грозит.
Мюллер быстро закивал.
— О, ваше сиятельство, никогда не поймешь, что у русских на уме. Помогите мне уехать из России. Это трудно! Это страшная волокита, особенно если нет поручителя. Я должен трижды, — его пальцы подтвердили эту цифру, — дать объявление в «Санкт-Петербургских Ведомостях» о своем отъезде, дабы имеющие на меня долги могли явиться по указанному адресу. Только после этого я могу хлопотать о паспорте.
— А как же Анна?
— Я возьму ее с собой, — быстро сказал Мюллер. — Если удастся. А если нет… Такова судьба. Мой девиз: «в опасности успей скрыться!»
«Да ты еще и трус, приятель!» — обиделся за Анну Никита.
— Но чтобы оправдать свой девиз, — бодро продолжал художник, — я должен хлопотать, вы не поверите, князь… в трех местах: в Коллегии иностранных дел, в Адмиралтействе и в полиции. Я должен заплатить городу пошлину за три года! Отчего русские так любят цифру три? Я разорен, разорен! — и Мюллер заплакал навзрыд.
