Такими мыслями тешил себя Вильямс, сидя у камина в прохладный августовский вечер, когда секретарь принес большое, обычной почтой присланное письмецо без обратного адреса. Оно было коротким. Некий господин, не называя себя, нагло назначил Вильямсу свидание на Аничковом мосту завтра в восемь вечера:
«Пусть ваша карета на излете моста притормозит, вы правую дверцу отворите, а я подсяду, как бы невзначай».
Можно было бы посмеяться над бесцеремонным адресатом и бросить письмо в огонь, если бы не тайный гриф, а попросту говоря, пароль, которым это послание сопровождалось. Уже более года не получал Вильямс письма с подобным паролем.
На следующий день все произошло именно так, как желал безымянный писатель: правая дверца была отворена и в образовавшуюся щель впорхнул маленький, разноцветный, как колибри, господин с огромной шпагой и надуто-надменным выражением лица.
— Трогай, трогай, — прокричал он кучеру по-русски и, перейдя на немецкий, представился: — Барон Иона Блюм, с вашего позволения. Господин посол, я поступаю в полное ваше распоряжение.
Если бы они встали рядом, Иона Блюм, хоть был на каблуках, вряд ли достал бы Вильямсу до плеча. «Чем здесь можно распоряжаться?» — подумал посол с тоской, а вслух произнес:
— Я рад, что кто-то в Лондоне считает мое положение здесь устойчивым.
Ноги барона в башмаках, украшенных пряжками со стразами, не доставали до пола кареты, он неторопливо постукивал ими дружка о дружку, словно торопился бежать куда-то по неотложным делам.
— Не в Лондоне, сэр, а в Берлине, — сказал он быстро. — Вам имя Сакромозо ничего не говорит? — голос барона стал интимным.
— То есть абсолютно, — разрушил Вильямс всю таинственность. — Очень экзотическая фамилия.
— Никакой экзотики, обычный псевдоним… А может, и не псевдоним. Граф Сакромозо очень значительный человек!
— Что-то я припоминаю, — Вильямс почесал бровь, он всегда так поступал в минуту задумчивости. — Он не мальтийский рыцарь?
— Пусть будет рыцарь, — согласился Блюм. — Сам он не может ехать в Россию по каким-то только ему известным обстоятельствам.
— Наследил? — усмехнулся Вильямс.
Его уже невыразимо раздражал этот маленький, явно закомплексованный человечек. Откуда у коротышек это извечное желание командовать? Эта потребность в жестком, невежливом тоне? Он ведет себя по меньшей мере как равный. Англичанин никогда не позволил бы себе такого тона.
— Это вне моей компетенции, — важно сказал барон, — а я не желаю обременять себя лишними знаниями.
