Она вообще немного рассеянная, эта девчонка Клена, или Жужелка, как с тех пор ее стала ласково звать старуха Кечеджи, а за ней и другие обитатели двора. Прошлой весной, например, когда еще только-только набухли на деревьях почки, она примчалась в школу, запыхавшись от радости, что первая в классе явилась в носках. Но тут же напоролась на осуждающее фырканье девчат. Никто из них и не собирался надевать носки.
Всего год прошел, а другое щегольство теперь у девчат - туфли на каблучке-гвоздике. А Жужелка все это по рассеянности проглядела. Но потом, когда она догадалась, что же произошло, взяла и отрезала косу в знак того, что детство кончилось.
Она выходит во двор, неся откинутую немного назад голову так мило, так доверчиво, и черные волосы сыпятся по ее стройным плечам, а на матовом лице сияют глаза.
Неудивительно, что Лешка Колпаков часами вертится на лавке, ждет, когда Жужелка пройдет домой из школы.
Когда она появляется в воротах в коричневом школьном платье и черном фартуке, с большим портфелем в руке, Лешка, встрепенувшись, вскакивает с лавки и мчится ей навстречу. Они подолгу стоят, тихо переговариваясь, и Жужелка перекладывает из одной руки в другую свой тяжелый портфель десятиклассницы. О чем они говорят? Не слышно. Только легко догадаться, как им интересно, как они заняты собой, и нет им сейчас никакого дела до всех взрослых, навязывающихся учить их умуразуму.
- Помнишь, Леша, как ты Томочку на коньках подбил и Томочка ушиблась и плакала? - опускаясь рядом с ним на лавку, спрашивает старуха Кечеджи.
Томочкой зовут ее внучку, она теперь далеко, в Рязани.
Лешка крепко затягивается сигаретой.
- Бабуся, такое уж больше со мной не повторится. Это уж точно.
Старуха медленно сбоку рассматривает его.
- А ведь ты, правда, уж совсем вырос. - И это открытие трогает ее. Теперь смотри не подкачай! - с азартом говорит она. - Человеком надо стать!
- Можете не сомневаться! - Он выталкивает изо рта окурок сигареты и сплевывает на землю вслед ему. - С чего только все об одном, сговорились, что ли? С утра до ночи только и слышу. Вот и вы, бабуся...
Да, он уже не тот, и Томочка больше не заплачет от его мальчишеского озорства. Теперь пришел черед плакать его матери, санфельдшеру с большим золотым пучком волос на затылке.
Когда летом во дворе она распускает над тазом свои волосы, готовясь мыть их, в этот момент, по словам старухи Кечеджи, она - форменная русалка.
- Поступишь работать - все деньги тебе будут, - сулит она сыну. - Ты ведь любишь одеться, любишь повеселиться.
