— Объясните мне: что такое паслен? — спрашивает спустя время Лида.
Нам даже весело становится: что это ее вдруг заинтересовало за здорово живешь?
— Так вы же сами говорили: пасленовы дети.
Solanum nigrum, — отвечает Заболотный, — так по-латыни его величают, наш паслен. В своих заслугах перед человечеством растение это весьма скромное, а вот детвору терновщанскую не раз выручало.
Лида, однако, просит объяснить подробнее… Кто бы мог подумать, что через такие временные расстояния да еще на каких дорогах, об этом паслене зайдет речь!.. Никто его у нас не сеял, не сажал, а как только к весне так он уже и пробивается из земли. Кому-то он может показаться растением и вовсе никчемным — сорняк и только, а для нас, тогдашних, это был нешуточный дар, первое лакомство терновщанского лета. И нигде он, помнится, лучше не родил, как в глинищах на стороне Заболотных да в занесенных илом балках, где хоть и занято все было под коноплей, однако и паслен повсюду около нее ютился. Цветы его похожи на картофельные, а когда дозреет, на нем увидите синенькие, до черноты, ягодки, как дикие виноградины, — кроме нас, еще и птички их любят клевать. На вкус плоды паслена сладкие, даже приторные; конечно, это не кокосовый орех, не финик или банан, и все-таки лучше, чем ничего… Но почему вот так: когда и откуда в Европе появился картофель, какими путями прикочевал он к нам, это достоверно известно, а вот откуда взялся паслен на Терновщине и вообще как давно растет он на планете, — ни в одном справочнике этого не найдешь… Заболотный шутит, что, очевидно, и в садах эдема паслен уже был, имел свое место среди первых, еще райских бурьянов… И не оттуда ли птицы известным способом перенесли его в нашу Терновщину, в соловьиные наши балки?
Балки — это наша колыбель. Для постороннего — что они? Лопухи, паслены, конопли, да еще колдобины-котловины, теплые моря наши, с головастиками и всякой плавающей мелюзгой, — воды эти держатся после весеннего разлива до самой летней жары, а потом и дождями еще пополняются, чтобы было где детворе берложиться… Убогий мир! Но это на чей взгляд. Если же говорить о нас с Заболотным, то куда бы ни бросала жизнь его ли, меня ли, какие бы чудеса ни представали взору, а, кажется, нигде не сыскать мест красивее нашей балки Левадной с ее пышными вербами, с густым знойным духом конопли да ясными заездами летней ночью в тех колдобинах… Навеки, видно, ко всему этому мы прикипели душою. А кроме Левадной, еще ведь и балки Чернечая да Яворовая, которые, невесть где зарождаясь, сходятся именно в нашей Терновщине, в ее вербовом раю. Не случайно эти балки и соловьям так полюбились: едва весна, едва вербы распустились, так уже в них и защелкало… Откуда-то из Африки, а может, даже с Цейлона, осилив безмерные расстояния, летят серенькие певцы небесными путями к нашей Терновщине, чтобы в логах, в вербах у глинищ на все лето найти себе пристанище и вывести потомство. Прилетают соловьи не все сразу, ранней весной, где-нибудь под вечер, слышим, пробуют в зарослях голоса лишь отдельные солисты. Это он прилетел, хозяин, а ее еще нет, она появится позже. Как истинный рыцарь и глава семейства, он осмотрит свои владения балку, вербы и, убедившись, что все на месте, построит гнездо, спрятав его среди ветвей так, чтобы никакой коршун не обнаружил, а потом уже изволит прибыть и она, пани соловьиха или молоденькая невеста соловья. Верба с роскошной кроной это их планета! Там властвуют их песни и любовь… Вначале доносится оттуда голосок будто нерешительно, щелкнет новичок несколько раз и прислушивается: а ну, как же получается? Потом чирикнет, словно горло прочищает… Затем сразу зальется вольно, голосисто, а воздух чист, а вечера все теплее — отчего ж не петь? И вот уже нет нашей Терновщине сна вся балка полнится, неистовствует соловьями! Отовсюду отозвались, на все лады состязаются — кто кого превзойдет… Вот когда будет щебета, щелканья, свиста! Впрямь, «смеются-плачут соловьи»… Ночные поэты терновщанских левад и балок, как самозабвенно будут они отдаваться своему творчеству! Захмелеет ночь от соловьиной страсти, захмелеет все, не ведая сна, сладостно замрет не одна девичья да парубоцкая душа!. Уже и будучи студентами, мы не однажды вспомним в далеком городе наши терновщанские левады, полные соловьиного щебета и девичьей печали. К концу весны вторым заходом, как говорится, вторым туром пойдут вечерние концерты: это соловьиная чета будет обучать пению уже своих малышей, наставляя, как виртуозно брать коленца, брать наивысшие «соль»! Ведь соловьятам тоже нужно учиться этому искусству, само ничто не дается…
