Под вечер, увешанные добычей, мы покинули охотничью избушку. Однако не сделали мы и сотни шагов, как вдруг Вацис остановился:
— Погодите.
Он снял рюкзак, вынул из наших общих запасов банку литовской свиной тушенки, пачку печенья и побежал обратно, к избушке. Когда Вацис вернулся, Василий окинул его добрым, теплым взглядом.
ОДИН ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ГРЕХОВ
Больше полсуток мы с Вацисом спали как убитые. Разбудили нас громкие звуки марша и осторожное поталкиванье. В ногах стоял хозяин и, улыбаясь, говорил:
— Вставайте. Так и все праздники проспать недолго.
Из батарейного приемника неслись торжественные марши. Сегодня — Первое мая!
Мы вскочили с постели, ледяной водой прогнали последние остатки сна, надели чистые рубашки, повязали галстуки и… рассмеялись: мы ведь не в Вильнюсе, не спешим на праздничную демонстрацию.
— Просим гостей к столу, — пригласила нарядно одетая, какая-то помолодевшая хозяйка.
Только успели чокнуться и взяться за еду, как на пороге вырос Василий.
— Приятного аппетита, — пожелал он, а хозяин уже предлагал ему стул, усаживал за стол, наливал.
Уважив хозяев, отведав того-сего и сделав несколько глотков, Василий обратился к нам:
— А теперь пожалуйте ко мне.
Изба Василия так и сияла. Тут всегда был образцовый порядок, но сегодня, казалось, можно запачкать стены, прикоснувшись одеждой. Карелы редко, очень редко красят полы или стены своих жилищ. Здесь не увидишь бумажных обоев. Повсюду голое дерево. Но можешь провести по широким половицам белоснежным носовым платком, и на нем не останется ни пылинки. А перед праздником карельские женщины просто сами себя превзойти готовы: потолки, стены и полы надраивают… песком.
Стол ломился от яств, хозяева непрестанно уговаривали есть, накладывали снова и снова, и мы с Вацисом уплели жареную сохатину, съели по глухариной ножке, принялись за пироги. И каких пирогов тут только не было: с рыбой и с капустой, с черникой, брусникой и бог весть еще какими ягодами…
— Ну, за дружбу! — чокнулся уже слегка захмелевший Вацис с Василием.
В это время на пороге появился двоюродный брат Василия — Михаил. Стоит у двери, мнет шапку, а к столу не идет.
— Садись, Миша, гостем будешь, — приглашает Василий, а тот лишь головой мотает:
— Спасибо… Недосуг. Дома ждут. Я за гостями пришел, — и кивает нам, на дверь показывает.
Пришлась встать и идти. Отказываться не принято.
У Михаила не потчуют сохатиной, но зато в большой миске плавают в соусе два румяных, зажаренных в русской печи тетерева, а рядом с ними — жареный глухарь. Жена Михаила, проворная светловолосая карелка, как мы ни отказывались, наложила нам по кусищу холодца, придвинула птицу, нарезала пирог, а отец Михаила доверху налил солидные стопки. Последнее время старик хворает, а когда-то был знаменитым охотником. Не одного медведя убил.
