Василий и здесь проявил свойственную карелам сдержанность. Он не кинулся к дяде с причитаниями, а придвинул к кровати лавку, познакомил нас, пожаловался на распутицу и только тогда улыбнулся, показав белые зубы:
— Не повезло, значит?
В глазах дяди Виля зажглись теплые огоньки, он облизнул запекшиеся губы и тоже улыбнулся:
— Ага… Пришлось поплясать маленько, и, видишь, не совсем удачно…
Карел никогда не скажет, что пришлось сойтись с медведем врукопашную или что медведь ободрал его. «Поплясали…» Ничего себе пляски, черт возьми!
Дядя Виль снова улыбнулся, как бы извиняясь перед нами, и взглядом пригласил садиться. Мы двинулись к лавке, но из-под кровати послышалось грозное ворчанье.
— Молчать, молчать… Свои, — кого-то успокоил дядя Виль.
Мы заглянули под кровать и увидели черную карельскую лайку. Пес, словно беря пример с хозяина, тоже лежал обвязанный, поблескивая исподлобья злыми глазами.
— И ему досталось, — объяснил дядя Виль. — Челюсть сломал, бедняга.
По лицу Василия скользнула тень озабоченности. Он слегка подался к дядиной постели, но опять с улыбкой сказал:
— Вижу, вы не на шутку схватились…
Да, оказывается, там было не до шуток. Дядя Виль поставил мережи на узкой, уже оттаявшей протоке. В эту пору — самый нерест щуки. Она проникает к освободившимся от льда берегам озер на залитые вышедшими из берегов речками луга и мечет икру. За ночь мережи, поставленные на хорошем месте, битком набиты крупной и мелкой рыбой. Так вот, дядя Виль отправился проверить свои мережи. Захватил по привычке ружье, сунул за пояс топор (карел без топора из дому не выйдет), свистнул собаку и пошел. Как всегда, в патронташе была и пуля. На всякий случай. А все прочее — патроны с мелкой птичьей дробью. В этих местах во множестве водятся рябчики, так что дядя Виль рассчитывал принести парочку к обеду. Возле протоки собака, ощетинившись, заворчала, и тут же дядя Виль увидел медведя. «Хозяин» был занят. Забредя в вышедшую из берегов протоку, сгорбившись, мишка старательно вытряхивал рыбу из… мережей дяди Виля. То ли очень голоден был, то ли терпения мало, то ли просто не мог разобраться в хитроумной человечьей снасти, но только сеть в его лапах рвалась, как паутина.
Ни один охотник не упустит такого случая. А дядя Виль за свой век ухлопал больше двух десятков медведей. Ему ли было отступать? Зарядив одностволку своей единственной пулей, он, недолго думая, прицелился под левую лопатку и выстрелил. Обычно медведь при виде человека спешит убраться подальше от своего извечного врага. Нападает в исключительных случаях, когда нет другого выхода. А этот совсем иной попался.
