— Что? — напрягся Ручкин.
— Оказывается, есть такой кинжал, в лезвие которого вделан элемент копья Лонгина. Я думаю, вы, господа, — кивнув на историка и журналиста, — не меньше меня знаете, какие возможности оно даёт. Но не меньшие силы даёт и этот кинжал. У кинжала есть хранитель, который бережёт его от людей, пытающихся завладеть им в корыстных целях, ну, таких, как я. Предыдущим хранителем была Анна Серафимовна. Бывает же, подполковник КГБ и хранитель. Теперь хранитель вы, Пётр Алексеевич.
— Она не могла вам этого рассказать, — стиснув зубы, проговорил Ручкин.
— Она и не хотела, — произнёс довольный Семёнов. — Но у меня была волшебная таблеточка, заботливо спрятанная в подкладку брюк. Эту таблеточку мне в своё время дали люди, на которых я работал. Ну так, на всякий случай, мало ли кого разговорить. Анна Серафимовна, конечно, не хотела её глотать, но тут мне пришлось немного применить физической силы. Знаете, Пётр Алексеевич, не люблю бить женщин, особенно пожилых. Но жизнь — штука не простая.
Журналист напрягся, готовый броситься на Семёнова в любой момент.
— Вы, наверное, догадываетесь, что это за таблетка. У спецслужб, оказывается, богатый арсенал. Есть сыворотки правды, есть таблетки правды, и наверняка есть много чего ещё. А знаете, что самое печальное, Пётр Алексеевич?
— Что? — спросил Ручкин на выдохе, боясь услышать ответ.
— У пожилых и слабых здоровьем людей эта таблетка через несколько часов вызывает остановку сердца.
С диким рёвом Пётр Алексеевич бросился на Семёнова, несмотря на связанные руки. Люди в масках не дали ему завершить этот бросок, сбив с ног. Ручкин лежал на полу, тяжело дыша, и смотрел на Захара Аркадьевича.
Захар Аркадьевич ликовал. Это был его звёздный час.
— Месть — блюдо, которое подаётся холодным, — произнёс Семёнов, улыбаясь. — А теперь скажите-ка мне, товарищ журналист, где кинжал? Это ваш единственный способ остаться в живых.
— Вы всё равно не сможете к нему прикоснуться, — ответил Пётр Алексеевич.
— А я и не собираюсь. Чтобы им обладать, не обязательно его трогать. Ну так где?
— Потерял.
— Пётр Алексеевич, ни к чему это геройство. Таблеток волшебных у меня больше нет, но есть множество других способов заставить вас говорить. Мне, признаться, не очень нравится вид крови, так что давайте не будем тратить моё время и ваше здоровье.
Ручкин молчал.
— Ну хорошо, — произнёс Семёнов. — Я вижу, вечер перестаёт быть томным. Сегодня я никуда не спешу, и до утра я совершенно свободен.
