— Ну а мы с вами побеседуем с Фролом, — произнёс Самуил Степанович, повернувшись к мэру.
* * *
Начало декабря выдалось снежным. Снег тихо падал с неба, кружась забавным танцем и падая на землю. Снежинки были крупные, мясистые. Они падали на выпавший накануне снег, обновляя его. Фрол медленно и тщательно расчищал дорожу возле магазина огромной лопатой. Остановился на мгновенье, посмотрел в сторону двери магазина, где работала Зинаида, вздохнул и снова принялся за уборку снега. Любил он её. Любил большой безответной любовью. Понимал и про разницу в возрасте, и про то, что гулящая она, и про то, что не быть им никогда вместе. Понимал, но ничего с собой поделать не мог. Чувства.
Двое мужчин приближались к дворнику. Молодой снег, жалобно хрустя, умирал под их ногами.
— Доброго здоровьечка, Фрол Аркадьевич, — произнёс, приблизившись, Самуил Степанович.
— Я Иванович по паспорту, — недовольно пробурчал Фрол.
— Ну да, ну да, прости старика. Слышал, журналист сбежал?
— Как сбежал? — как мог, изобразил удивление Фрол.
— Ночью, кто-то ему помог.
— Вот же гад, — прорычал здоровяк и сжал кулаки.
— Как там Анна Серафимовна поживает? — спросил учитель, пристально глядя в глаза.
— Да ничего, в добром здравии.
— Я думаю, тебе какое-то время лучше пожить у неё. Нам не нужно, чтобы ты с журналистом случайно встретился.
— Надо, значит, поживу.
— Молодец, Фролушка, иди с богом, — сказал Энштен и зашагал прочь.
— Ты это, сынок, не дури. Хорошо? — спросил Захар Аркадьевич.
— Не буду.
— Вот и славненько, — проговорил Семёнов, похлопал дворника по плечу и побежал следом за Самуилом Степановичем.
* * *
Вечером, на кухне у Анны Серафимовны, все трое сидели за столом и ели пельмени, слепленные днём умелыми руками старушки и неопытными конечностями Ручкина. Фрол, обжигаясь горячей пельмениной, пытался проглотить её, попутно рассказывая события дня и разговор возле магазина.
— Мне кажется, это не человек, — проговорил дворник, наконец-то проглотив пельмень. — Он так на меня смотрел, как будто видел меня насквозь. В его глазах было что-то странное.
— Что? — спросил Ручкин.
— Не знаю, как объяснить. Такое ощущение, как будто смотришь в вечность.
— Мальчик мой, — нежно проговорила чекистка, — ты просто перечитал книжек.
— Ты просто не видела его взгляд, бабуль. И есть ещё одно, что не даёт мне покоя.
— Что же? — спросил Пётр Алексеевич.
— Он назвал меня Фролушка.
Анна Серафимовна вдруг резко закашляла и принялась вытирать губы салфеткой.
