Ехали недолго, минут пять. Ручкин всё пытался высмотреть местные окрестности, сквозь стекло «газели». Картина, представлявшаяся глазу, богатым пейзажем не отличалась. Одноэтажные частные домики изредка перемежались с двухэтажками, по улицам бегали собаки, кое-где коты, периодически мелькали лица местных жителей. Лица как лица, коих можно много встретить в российских глубинках. Асфальта нигде не было, но это тоже нормальное явление для российских сёл и деревень. Но земля, земля была красная. Так необычно было ехать по красной грунтовой дороге. «Газель» остановилась возле одноэтажного покосившегося домика, выкрашенного в ядовито-зелёный цвет. Вокруг домика стоял наполовину прогнивший забор. Во дворе дома был колодец и старый, покосившийся, с огромными щелями в стенах, деревенский туалет.
— Ну, приехали, — произнёс мэр, выпрыгивая из машины. — Хоромы, признаться, царские.
— Ага, я вижу.
— Да вы не сомневайтесь, мы вам и стол там накрыли. Небось, умаялись с дороги? Тут место хорошее, и, главное, что к стене близко.
— И что же в этом хорошего?
— В центре жить опаснее, там аномалии случаются.
Они неспешно вошли в дом, который представлял внутри себя одну большую комнату. Шкаф, кровать, тумбочка с телевизором и стол — вот и вся утварь. Стены были поклеены обоями, вероятно, когда-то белого цвета. Пол деревянный, но чистый, а возле кровати заботливо лежал маленький коврик с изображением оленя. На столе стояла большая бутыль с мутной жидкостью, лежали варёная картошка, лук, сало и хлеб.
— Ну что ж, водителя я отпускаю, а мы с вами, Пётр Алексеевич, так сказать, давайте за знакомство.
Скорая уехала, а мужчины, сняв верхнюю одежду, расположились за столом.
— Крепкая, — произнёс журналист, закусывая хлебом. — А телевизор показывает?
— Нет, конечно, вы же знаете, сигнал не проходит.
— А зачем тогда он здесь?
— Смешной ты человек, Лексеич, — ответил Захаров, выпивая второй стакан. Его как-то очень быстро развезло. Вероятно, на старые дрожжи. — Вот ты вроде человек умный, журналист, говорят, известный, из самой Москвы. А простых вещей не понимаешь. Для антуража. Эх, нет у тебя чувства стиля, Петя, нет. Наливай давай.
— А почему земля красная? — вспомнив о цели своего визита, произнёс Ручкин, уже тоже порядком захмелевший.
— Так кальция в ней много.
— А что, разве кальций красный?
— Так я ж откуда знаю, смешной ты человек? Я же не химик. Ну не кальция, гемоглобина, значит.
— Так он же в крови.
