Рассказ Павла вызывал интерес не только у стоящих рядом товарищей. Проходящие мимо офицеры то и дело ненадолго останавливались, как бы для чего-то другого, но на деле лишь для того, чтобы краем уха также послушать, о чём говорят их новые сослуживцы.
Но тут произошло то, что рано или поздно таки должно было произойти.
Неожиданно для всех дверь канцелярии резко отворилась и на пороге появился взбешённый адмиралтейский чиновник. Его не в меру напудренное лицо выражало просто запредельную степень недовольства. Метая глазами молнии, он с силой растолкал стоявших полукругом юношей и чуть было не схватил Павла за горло.
— Знаете что, сударь! Извольте уяснить себе, где вы находитесь! — прокричал он, отозвавшись эхом на всё Адмиралтейство.
Растерявшийся Павел, казалось, чуть не лишился чувств.
— Где вы находитесь? Отвечайте, когда вас спрашивают! — продолжая пылать гневом, потребовал чиновник.
— В корпусе Адмиралтейств-коллегии её императорского величества, — вытянувшись по струнке, ответил Павел.
— Правильно! В корпусе Адмиралтейств-коллегии! И извольте вести себя подобающим образом!
— Будет исполнено, ваше благородие.
После ответа Павла с пару секунд царила тишина.
— Если я ещё хоть слово услышу о Бастилии, или о конституции, вы у меня получите разнарядку не в Кронштадт, а в читинский острог, — сквозь зубы прошипел чиновник.
— Будет исполнено, ваше сиятельство. Больше ни слова, — пробормотал Павел.
— Это касается всех, — гаркнул напоследок чинуша и, развернувшись, быстро исчез за дверью.
На всё оставшееся время в холле воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь цокотом шагов проходящих мимо офицеров.
Ближе к концу дня, одним из последних в канцелярию вызвали Алексея.
В душном запылённом помещении, за обитым зелёным бархатом столом сидел уже знакомый ему адмиралтейский чиновник в чёрном офицерском мундире, в белоснежном напудренном парике и с таким же белоснежным напудренным лицом. Изрядно уставший за день сидения в своём кресле, он нервно перелистывал кипу каких-то бумаг и через каждую минуту хватал со стола стакан с лимонной водой. Рядом стоял надменного вида канцелярский распорядитель, выполнявший одновременно функции лакея и адъютанта.
— Ваше имя? — грубо спросил чиновник, поняв, что очередной гардемарин уже вошёл в канцелярию.
— Сергеев-Ронский Алексей Александрович, — став по стойке смирно, ответил гардемарин.
— Граф? — с той же грубостью последовал второй вопрос.
— Так точно, ваше благородие, — также смиренно ответил юноша.
