Но более всего в Измайлове Васе по душе дворцовая библиотека. Здесь, в угловой высокой палате, сложены на полках и просто на полу сотни разных книг, и отпечатанных, и рукописных, на разных языках. Книги и летописи свозились и бросались тут как попало, и только недавно царь Петр Алексеевич, увидав пыльное это хранилище, велел немедля в систему согласовать и книги те в приятный порядок привесть, для чего и приставлен к этому делу дьяк из собора, а Вася добровольно ему подсобляет. По завершении этой работы велено книги все передать в Славяно-греко-латинскую академию. Часы напролет проводит Вася Татищев над книгами, с одинаковым наслаждением читая стихи и летописные тексты, немецкую грамматику и изданную на латыни геометрию.
Зимой Василия и Ивана Татищевых отпускают на побывку домой, к родителям. Двоюродный дядя братьев Алексей Михайлович Татищев, постельничий царя Иоанна Алексеевича, дает им своего кучера и свой экипаж — небольшую, теплую карету на полозьях. Бородатый стрелец открывает Дмитровские ворота, возница щелкает кнутом, и возок легко скользит зимним путем на север от Москвы…
Дмитров-городок на реке Яхроме — почти ровесник Москве, и основал его тоже Юрий Долгорукий. С давних пор поселились тут и в окрестностях служилые люди Татищевы: в Вышеградском, Лутосненском, Берендеевском станах. Вместе с дмитровцами они храбро отражали нашествие ворога в 1610 году, защищая стены кремля, укрываясь в Успенском соборе и в Борисоглебском монастыре. В Дмитровском уезде родилась и мать Васи, Ивана и Никифора Татищевых Фетинья Андреевна. Потом получила в приданое сельцо Колакшино и деревню Горки в Вышеградском стане. Тут теперь, когда принял Никита Алексеевич новое назначение, и жили. Коли муж к воинской службе приписан, ничего не поделаешь: не успев обвыкнуть на одном месте, надобно готовиться к переезду.
Сельцо, то есть обветшалый деревянный дом в один этаж и хозяйственные службы, стояло на правом берегу реки Волгуши, деревня — в полуверсте южнее. Когда Вася увидал родные маменькины места, сердце его печально заныло. В самом деле, трудно было обрадоваться, глядя на унылый ряд избушек среди оснеженных холмов и низкий дом с заваленным снегом садом, через который вела единственная расчищенная дорожка к дому. Кучер распрощался и уехал в деревню, а Вася с Иваном оказались в жарко натопленных комнатах на попечении старой няньки Акулины Евграфовны.
Расцеловались с младшим братом Никифором. Тому пошел шестой год, всем был хорош, и читал, и писал уже изрядно, но хромал, приволакивал ножку — следствие младенческой хвори. Ждала братьев дома и новость: три дня назад родилась у них сестрица Прасковья. Так решили назвать ее в честь царевны Прасковьи, родившейся в том же году. Никита Алексеевич был в Дмитрове по делам службы, а маменька Фетинья Андреевна еще не вставала с постели после родов и только издали благословила сыновей. Помогали в доме Иван и Марья Емельяновы, приехавшие из Боредков, с Псковщины. Им, как родным, обрадовались Вася и Иван. А к няне Акулине приступили тотчас с вопросами: скоро ль приедет папенька, и где учитель Яган Васильевич? Няня все спешила накормить ненаглядных питомцев своих да радовалась, какие они вытянулись большие да совсем самостоятельные стали. А батюшка Никита Алексеевич должен непременно к рождеству быть, а учитель-то с дозволения Никиты Алексеевича в Москву уехал, да, видать, разминулся с учениками-то своими, а уехал он, чтобы новую науку привезть сюда из латинской школы московской. Так говорила Акулина Евграфовна, а сама все приглаживала да охорашивала сидевших перед нею трех братьев. Потом повела их в теплую горенку за большой русской печью, стала укладывать спать. Когда улеглись, перекрестила и, уходя уж, спросила Васю:
