— Отца имя Вильгельм. И скажу еще, почему решился сразу к вам, Никита Алексеевич, в службу определиться. Знаю по книгам древним, что ведете свой род от Рюрика, от князей Смоленских. Прельщает меня мысль познанья свои углубить, служа вам.
— Псковичи, Яган Васильевич, — люди строгие и справедливые. Явись ты во Псков еще тридцать — сорок лет назад, вряд ли бы тебя в город впустили, и не сидеть бы нам за этим столом вместе. В те недавние времена ежели кто из иноземцев получал дозволение ехать на Москву, то впускали его через одни ворота, а через другие выпускали, без малейшей задержки в городе, а тем паче речи быть не могло о постоянном жительстве. А мимо Детинца провозили с завязанными глазами. Сколь много жалоб ушло в столицу от псковичей, когда блаженной памяти государь Алексей Михайлович разрешил в городе заводить строения иноземным купцам. Горько сетует псковская летопись на тот случай, когда однажды приехал во Псков какой-то немчич из Москвы в 1632 году и велено ему было рвы копать около Пскова, и ходил он вольно един возле града. Оттого, а более от храбрости безмерной псковских людей и верности их отечеству, двадцать шесть нападений ворога выдержали стены Пскова, и один только раз, в 1240 году, незадолго до великих побед Александра Ярославина Невского, изменою Твердилы город был взят и насильно отворен для иноземцев… Род же Татищевых воистину древний, от Рюрика, и сослужишь ты мне добрую службу, написав историю рода нашего на латыни; приходский же дьячок в Боредках перепишет оную по-русски. Сын мой первый Иван, трех лет отроду, пусть учится при тебе. На других учителей да на школы денег не скопили. Девятнадцатого апреля бог дал мне второго сына. Родился недалече от Острова, в сельце наследственном Боредках[3], двадцать шестого крещен в сельской приходской церкви и назван Василием. Жена, голубушка Фетинья Андреевна, как занемогла родильною горячкою, так и по сей день лежит в Боредках под присмотром моей еще няньки Акулины Ивановой. Так что завтра думаю я ехать в Остров.
— Для меня всякое путешествие отрадно. — Орндорф встал, улыбнулся Татищеву. — Хотя и зело хотелось рассмотреть попристальнее Псков. Ну, да вашей милостию надеюсь еще побывать в городе. Что до предложения быть историографом рода Татищевых, то счастлив этим заниматься, хотя надо родиться русским, чтобы писать российскую историю. Коли не смогу осилить труд сей, передам знания свои и цель эту новорожденному сыну вашему Василию. Иван, полагаю, пойдет дорогой отца и будет человеком военным.
