Он не стал публиковать письмо Любы Дубровской. Вместо этого в очередном выпуске «Стражников» было напечатано объявление:
«Уважаемые гг. Васильев, Марчик, Дубровская, Фокин, Норвашайте, написавшие нам письма! Просьба связаться с ведущим рубрики В.Шиповым по телефону редакции».
Все фамилии, кроме Любочкиной, были вымышленными, о чем ведущий рубрики В.Шипов очень жалел.
Петя Некрасов сидел у себя в офисе и, как писал классик, «было дело до жида, и я дожидался». Эта цитата вдруг всплыла в его голове не простым обрывком, а вместе с источником и даже с именем персонажа, честь по чести. Лев Николаевич прозорливо вложил сей каламбур в уста Стивы Облонского, субъекта не слишком симпатичного, избежав таким образом обвинений в великорусском шовинизме. Хотя на самом деле граф Толстой никем иным, как шовинистом и антисемитом, быть не мог со своими лицемерными идеями всеобщего братства, постными рисовыми котлетками и косоворотками, его же именем названными.
Петя мысленно похвалил себя и за хорошую память — нигде не учился, школу закончил кое-как, но все, что читал, в мозгах засело накрепко, — и за умение проникнуть в тайны души русского писателя. Впрочем, как Некрасову да не понять Толстого!
Петр гордился своим именем. Оно ему сильно помогало в жизни, особенно в политической деятельности последних лет. Те единомышленники и сочувствующие, кто попроще, почитали его потомком народного поэта, даром что Некрасовых в родном отечестве пруд пруди. А господа с претензией отмечали совпадение Петиного имени-отчества с именем и отчеством великого царя Всея Руси — не случайно, Петр Алексеевич, надо думать, не случайно!
Правда, в отличие от царя, да и от поэта, Петр Алексеевич Некрасов не был мужественным великаном. В юности круглые щеки и длинные золотистые локоны делали его похожим на девушку, что настоящих девушек вовсе не отталкивало, а наоборот. И сейчас, в свои тридцать с хвостиком, Петруша выглядел довольно-таки свежо и привлекательно, разве что знаменитые щеки чуть-чуть обвисли и покрылись по краям тонкой сеточкой морщин, как перезрелый помидор. Зато волосы, заботливо уложенные дорогим парикмахером, выглядели еще лучше и ничуть не редели с годами. Сияющая как солнце шевелюра Петра Некрасова до сих пор сводила с ума юных нимф, а еще более — зрелых граций. Они и поддерживали Петрушу в трудные минуты, но он был согласен, что рассчитывать только на эту поддержку несолидно. Пора становиться на ноги, и не так, как с полулегальной торговлей компьютерами в середине девяностых, а по-серьезному. Тем более что новое дело, не успев толком раскрутиться, сгорело и в прямом, и в переносном смысле.
