— Я и не отрицаю, что я, например, извращенец. Может быть даже немного маньяк. Но и меня кто-то любит и терпит. Что же такое изменилось в Донуне? Ты перестала его любить за одно упоминание о его прошлом?
— Нет, я… я люблю его, конечно. — замялась я, по ходу разбираясь в своих чувствах. — Но так много всего навалилось разом! Почему-то мне хочется ответить ему чем-нибудь таким же, но у меня нет темных пятен в биографии.
— Ты рассказывала ему, что мы спали? — безмятежно спросил Йесон. Я вздрогнула, и он понял, что нет. — Чем не темное пятно? Покрасуйся, посмотри на его реакцию. Он, возможно, расскажет моей супруге, нам всем станет больно и неприятно, что-нибудь окончательно сломается и все будут несчастны. Очень в твоем духе, Сора.
— Перестань издеваться! — на его лице расплылась ухмылка, но я понимала, что ему это всё не смешно. — Я не хочу, чтобы он узнал это когда-либо… но нашу-то тайну мы сохраним, правда? О ней знаем только мы, а двое в силах…
— А Химчан? — оборвал меня Йесон. Я покосилась на него исподлобья.
— Он никогда не станет вмешиваться и болтать. Он, наверное, и забыл уже обо мне.
— Не сожаление ли я слышу в твоём голосе? — такое ощущение, что Йесон задался целью продемонстрировать, какими бывают настоящие маньяки и ублюдки, чтобы по сравнению с ним я оценила Донуна и забыла обо всех своих претензиях. Но я раскусила его план.
— С чего бы это? Химчан из вашей стаи извращенцев. Вот уж с кем в первую очередь мне не хотелось бы иметь дела. — я откинулась на спинку и задумалась. Вернее, стала вспоминать. Это был жестокий, страшный, но удивительный человек. И он любил меня. Своеобразно и не так, как Донун, но всё-таки… Интересно, он обрел своё счастье? — С другой стороны, он насиловал ради мести и избирательно, с холодной головой, а не как вы — удовольствия и потехи ради. Надо было родить от него, посмотрела бы я тогда на Донуна!
— Какие у тебя мечты возникли! Слышал бы их Донун — уже от одного этого бы поседел.
— Это не мечты — это коварные планы. — прищурилась я. Вот хотелось мне шах и мат мужу какой-нибудь, только чтобы он ещё и предъявить ничего не мог. Мол, сам виноват. Хотя он и так сейчас сам во всем виноват, куда больше? — Или можно от тебя родить, тогда мы будем квиты.
Йесон расширил свои узкие глаза, которые очень редко бывали ошарашенными. Но моими стараниями эффект был достигнут. Он достал руку из кармана и положил на стол.
— Вознегодовавшая за ребенка на стороне и маньячество, ты хочешь родить от мужчины с детьми и откровенного извращенца? Вот уж загадка вы, о, женщины! — хохотнув, он посерьёзнел. — В любом случае, ты знаешь, что спать я ни с кем, кроме любимой женщины не буду.
