— Потому что я сгораю от желания заняться с тобой любовью, — трусиков на ней не было. Он всё равно их постоянно срывал, так что супруга разучилась надевать их на ночь. — Я юрист-международник, Рин, у меня дел — до хера и больше. Я их разгребаю с утра до ночи, и того не хватает. Пожалуйста, можно я не буду говорить сейчас о делах? Я просто хочу чувствовать тебя, обнимать тебя…
— Гук… — сдаваясь, прошептала она. Приподнятая, девушка была насажена на его готовый член. Простонав, Херин расслабленно выдохнула. Ёнгук жарко любил её, покрывая поцелуями, и лучших доказательств того, что ему никто другой не нужен, придумать было невозможно. — Гук…
— Ну, скажи, разве я набрасывался бы так на тебя, если бы уже натрахался где-то?
— Как будто бы ты дважды, а то и трижды не сможешь, — уже бессмысленно споря, заулыбалась Херин. Любимое тело прижалось к ней, вбиваясь до глубин, которые отзывались только ему, которые хотели только его.
— С тобой — сколько угодно, Рин, родная, любимая моя, — облизывая пересыхающие губы — надо бы бросать курить, — он целовал ими благословенное лицо, которое придало смысл его жизни. Женщина, подарившая ему дочь, его единственная, до которой он никого не любил, после которой не хочет мыслить ни о чем. Разве может он сидеть спокойно в квартире, не пытаясь бороться с грязью и преступностью, которые там, за порогом? Его Херин выходит в магазин, его дочь вырастет и пойдет в школу, будет жить в этом городе. Разве имеет право он — ответственный за них, — не сделать всё вокруг безопасным для их существования? Чтобы их ребенок, и будущие, если они появятся, дети, могли улыбаться и не опасаться, что однажды какой-то уродский дядя посадит их в машину и выпотрошит в пригороде, размалевав под шлюху, будь ты мальчик или девочка, ради этого он разнесёт все заговоры Нью-Йорка и достанет даже из ада последнего, кто организует криминал. Зарычав от оргазма, Гук успел выйти из Рин, засмеявшейся и накрывшей ему рот ладонью.
— Папа, ты разбудишь Бомми!
— Ничего, зато она точно будет знать, что родители любят друг друга, — Ёнгук захватил губы Херин и, буквально вылизав их и облизавшись после этого, стал отдышиваться. — Пусть знает, что мама самая любимая на свете женщина.
Преступление второе, посредственное
Ёнгук вошёл в квартиру-логово и услышал стучание по клавишам. Только оно мышиной вознёй своего бесперебойного клацанья более-менее заставило его выйти из остолбенения, в котором он ехал сюда, ехал как-то помутнено, быстро, немного безоглядно, чуть не проехав на красный свет на одном из перекрестков. За компьютером сидел Ёндже, а Рен за его спиной уплетал обед. Чоноп высунулся с кухни, здороваясь.
