— Так. Куда же нас занесло?
Он открыл дверцу машины и замер: свежий воздух остудил лицо, а вокруг, сколько хватало взгляда, раскинулась высокая трава. Виктор вдохнул полной грудью, словно глотнул свежей родниковой воды. В порыве блаженства к нему пришли мечты о домике в деревне, о чистом колодце, о саде с красными яблоками…
Ковалев спохватился: еще минуту назад автомобильный кондиционер сражался с духотой и пылью, под колесами хрустели камешки и сухой бурьян, проросший в трещинах старого асфальта. А тут — высоченная трава.
Тихонько звенел сигнал открытой дверцы, гармонично вливаясь в ночную песнь сверчков. Фильтрованный воздух салона стал затхлым, удушливым от ароматизатора и горячей пластмассы.
Ковалев обалдело смотрел на траву, пытаясь осознать происходящее. Дрожащей рукой сорвал пару стеблей, поднес к лицу — зеленые, чего быть не может засушливым летом. Разве что озимые или какие-нибудь яровые на хорошем поливе вымахали.
Виктор порылся в бардачке между креслами, достал фонарик. Стоило немного разведать дорогу, прежде чем продолжить путь. Кряхтя, выбрался из салона — трава по пояс.
Прощай, летний костюмчик! Брюки станут зелеными, и пиджак можно выбросить следом за ними. В приличном обществе господина Ковалева не поймут, если он будет носить только пиджак от костюма.
Да чего уж теперь. Одно к одному! Одно к одному…
Когда фонарь не зажегся с первого раза, Ковалев вновь пришел в ярость. Он схватил фонарь обеими руками и принялся отчаянно трясти, будто пытался задушить непокорный светильник. Яркий свет ударил в лицо, ослепил. Возникло огромное желание забросить фонарь куда подальше. Трезвая мысль победила: необходимо осмотреться и выбираться отсюда, чем скорее, тем лучше.
— Ни хрена не видно, — пробурчал Ковалев, ожидая, когда глаза отойдут от вспышки.
Позади машины оказалась колея, тянущаяся назад шагов на десять. И все! Дальше трава была нетронутой, словно автомобиль спустился с небес.
— С ума сойти. Не мог же я так далеко заехать…
Где же дорога?!
Ковалев, позабыв про брюки и туфли, путаясь в сочных высоких стеблях, прошел по следу машины — от дороги ни следа, ни намека. Не хватало чего-то еще, чего-то весьма важного. Виктор повел лучом фонаря вокруг, пытаясь понять причину тревоги, но понимание ускользало от него, подобно ночной тени. Тогда он выключил свет и прислушался, до рези в глазах всматриваясь во тьму.
Тишина, нарушаемая только гулом мотора. Темная глубина неба. Дрожащие звезды. Сверчки скрипят свои однообразные песенки. Никаких признаков жизни. Ни огонька, ни запоздалой машины, идущей по трассе, с которой он только что свернул. Ни-че-го! Сама деревня будто растворилась во тьме тьмущей.
