Тем временем в палатке Формайл сорвал с себя остатки догорающей одежды, встряхнулся, переоделся, подумал немного, подумал еще раз, снова переоделся, кликнул слуг и позвал за портным на диковинной смеси французского, мэйфэйрского[21] и восхищенно-невнятного. Когда новый костюм был уже наполовину готов, Формайлу припомнилось, что он забыл искупаться. Он отослал портного, приказал вылить в бассейн десять галлонов благовоний и застопорился на уместном стихотворении: вдохновение ускользало. Послали за придворным поэтом.
— Продолжи начатую мной строфу, — скомандовал Формайл. — La Toz est mort, les…[22] Погоди. Какая рифма на слово «луна»?
— Вина, — предложил поэт. — Война, стена, страна, верна, пьяна…
— Я совсем позабыл про эксперимент! — сокрушенно воскликнул Формайл. — Доктор Богун! Доктор Богун!
Полураздетый, он помчался в лабораторию, а на полпути через палатку влетел прямиком в спешившего навстречу придворного химика доктора Богуна. Химик попытался было подняться, но обнаружил, что его взяли в исключительно болезненный и крайне унизительный борцовский захват.
— Ногути! — вскричал Формайл. — Ногути! Идите сюда! Я только что изобрел новый прием!
Формайл поднялся, оторвал полузадушенного химика от пола и джонтировал на татами. Сидевший там маленький японец внимательно оглядел их и покачал головой.
— Нет. Пожалуйста, позвольте я. — Он издал едва слышное шипение. — Хш-ш-ш-ш. Давя на трахею, вы не обязательно задушите противника насмерть. Хш-ш-ш-ш. Позвольте, я покажу вам, как правильно.
Он перехватил у Формайла несчастного химика и уложил на татами в позе постоянного самоудушения.
— Формайл, пожалуйста, взгляните?
Но Формайл уже перенесся в библиотеку, где стал дубасить библиотекаря по голове томиком «Половой жизни» Блоха (вес восемь фунтов девять унций) за то, что в коллекции не нашлось ни единой книги с проверенной, надежной методикой сооружения вечных двигателей. После этого он навел шороху в своей физической лаборатории, где разобрал (сломав при этом) дорогостоящий хронометр, чтобы повозиться с часовым механизмом; джонтировал в оркестровую яму, где отобрал у дирижера палочку и тем привел музыкантов в смятение; покатался на скейте; свалился в нестерпимо разящий благовониями бассейн; дал себя оттуда вытащить, громогласно ругаясь на отсутствие в бассейне льда; выразил желание побыть немного в одиночестве.
— Я побуду наедине с собой, — вот так выразил Формайл это желание, раздавая лакеям тумаки направо и налево. Когда последний лакей убрался за дверь и закрыл ее за собой, Формайл уже похрапывал.
