Маня — Про любовь… А это о другом: о девятьсот пятом.
Речкин — Когда казаки нагайками народ ублаготворяли? Знаю! Тогда, помню, и отца из ресторана выгнали.
Маня — Как из ресторана? Напился?
Речкин — Нет, не напился, трезвого.
Маня — Так как же?
Речкин — Очень даже просто. Он (смущаясь), как это… ну… официантом служил. Долго служил, а потом случай вышел.
Маня — Какой случай? Интересно!
Речкин — Приехал какой-то барин гулять. Конечно, нажрался, как следует, и пива попросил. Отец принес, откупорил, в стакан налил, а тут, как оно вышло — не знаю, то ли в бутылке была, то ли в стакан с лету упала муха. Вскипел барин да стаканом в отца, — так сразу губа выше носа и стала. Не вытерпел отец, зашатался да барину кровавую слюну прямо в морду плюнул и упал…
Маня — Упал?
Речкин — Да… Нервы подействовали. Очень чувствительный был. Бывало, как свободный день, так мы с ним в поле — щеглов, чижиков, дубоносят ловить. Целыми днями пропадали. Как, скажем, завидит — косяк летит, загорится весь, затремтит, а поймаем — снова выпустит.
Маня — Поймает и выпустит?
Речкин — Да, жалко, говорит. Пускай, говорит, свободой солнцем радуются.
Маня — А сейчас где он?
Речкин (грустно) — Далеко… Не вернется уже… и мать тоже.
Где-то вдали красиво, с возрастающей бодростью, заиграла гармоника. Маня и Гечкин слушают. Пауза.
Маня — Хорошо играет…
Речкин — Приятно…
Маня — Ваня, вы любите музыку?
Речкин (оживляясь) — Очень! Бодрость от нее является. Жить хочется, да только…
Маня — Что?
Речкин — Да так… ничего… (Пауза. Маня вопросительно поднимает голову) — Маня…
Маня — Ваня, что вы?
Речкин — Да так… (Пауза).
Маня (поднимаясь) — Ну, мне пора. Поздно уже.
Речкин (в отчаянии) — Нет, нет, Манечка, что вы. Рано еще…
Маня — Хорошее рано! Уже луна всходит.
Речкин — Не уходите! Нет! Не уходите, Манечка, милая! Я прошу, не уходите.
Маня — Ладно, но только немного. (Садится).
Феня (поднимается) — Вот сатана! Ох и крутит! (Прячется).
Речкин (набравшись храбрости) — Маня… Я, так сказать… Ну, того… Вы мое письмо получили?
Маня — Я же вам ответила. Значит, получила.
Речкин — Маня, я хочу спросить, как же насчет чувства?
Маня — Какого чувства?
Речкин — Ну, какого… ко мне… и вообще… Я же всю душу в письме выписал. Неужели вы не увидели? Манечка, я бы сказал, да не могу, не умею, не приводилось. Вот как сказать, так я не того…
Маня — Квалификации нет. (Смеется).
Речкин — Смеетесь. Не надо смеяться! Мне больно, а вы смеетесь. Вот шел сюда, думал — раз, раз и выскажусь, а пришел… (
