Бригадир оглянулся — не перепутал-ли этот чудак тракторы? — И вдруг заорал:
— Э-га, стой! Сто-о-ой там!
Все три трактора, немного пробежав, остановились.
— Заворачивай сюда! Сю-да!! — махал бригадир Ефремову..
Тот под'ехал, радостно улыбаясь.
— Як це вам?.. спрашивал он восторженно, сразу почему-то начав говорить по-украински.
— Ну, уморил. На второй скорости шпарит. Это-ж все Акименко?.. а?.. так?.. — спрашивал он у смущенного Акименко.
— Нет, мы с ним вместе части к трактору подбирали. А Колька в теории здорово понимае.
— Колька в теоретике? — бригадир восхищенно следил за под'езжавшим трактором.
— А ну слезь! Твой трактор? Твой. Ну, садись. Да проедь же мимо бригады…
Ефремов важно сел на трактор. Одну руку небрежно положил на руль, другой подбоченился. Трактор пошел… Задрав свое курносое лицо, Колька дурашливо подмигнул смеющимся ребятам. За ним вышли все тракторы.
Все они шли на второй скорости.
На следующий день на тракторе Акименко снова трепетал красный флажок. Ветер дул в спину. Флажок хлопал, упруго наливался ветром и казалось, что это он тянет вперед тяжелую махину трактора — свободно и легко.
Очерк
Стремительный ветер несется по полю; он качает желтые тарелки подсолнуха, он слегка ерошит свежие копны, он разбивается о широкую грудь полнотелых скирд, он бьет в лицо веселым парням и девушкам, которые быстры, радостны и улыбчаты.
Ветер в лицо, в открытую грудь, в потное тело. Хорошо! Он освежает, как душ, он ласкает ребят лучшей молодежной молотилки.
Они стоят на высоких рыжих скирдах в образцовом производственном порядке, они поднимают на вилы колосья и ловко перебрасывают друг другу, зубарю и, наконец, в зубы этой замечательной машины. Здесь, в этой бригаде, где много хороших ребят, где много ударников, есть самые лучшие колхозники, самые крепкие ударники колхоза. Этих самых лучших знают в политотделах, знают в далеких колхозах. Им преподносятся премии, их окружают заботой и вниманием, им первым выдают авансы, выдают свежую пшеницу, пахучий мед.
Один из них — вот он, смуглый парень в белой фуражке, в распахнутой на груди блузе. Он ловко подкидывает на барабан огромные связки колосьев, он бросает в разные стороны свое ладное, крепкое тело, он работает у этих скирд, начиная с появления первых лучей оранжевого солнца и кончая рождением полуночной серебряной луны.
Он — веселый парень, 22-летний Павел Купин с молодежной молотилки. Перед сном под арбой, вместе со всей ударной компанией, он играет чужие, древние и далекие песни. Замолкают молодые голоса, тухнет костер, люди засыпают крепким сном, и только ветер — неустанный свидетель боевой работы и тихого сна — колышет колосья, разносит по полю остывший пепел…
