— Но где она, мистер Блад? Где она? — Эбенизер был необычно оживлен.
Юрист допил сладкое вино, затем пожал плечами.
— Откуда мне знать, хозяин Эбенизер? Полагаю, она где-то в вещах вашего отца, — он с сожалением посмотрел на пустой стакан. — Вам следует поискать её. Рекомендую искать усердно.
Он ушёл, выразив формальные, глубокие соболезнования по их печальной утрате, Эбенизер и Скэммелл пошли провожать поверенного до лошади. Смолевка осталась одна. Через окна в свинцовых рамах солнечные лучи косо ложились на полированные начищенные воском половые доски. Она все ещё здесь пленница; богатство Ковенанта ничего не меняло. Она ничего не понимала в законности и обязательствах, единственное, что она понимала, что она в ловушке.
Сэмюэл Скэммелл вернулся в зал, его туфли скрипели на половых досках.
— Дорогая? Наше состояние удивило тебя?
Она устало посмотрела на него.
— Оставь меня одну, пожалуйста. Оставь меня одну.
— «» — «» — «»—
Август был в разгаре, тот зреющий август, что обещает урожай лучше прошлогоднего. Смолевка гуляла по пахнущим полям, избегая тех, на которых кто-нибудь работал, стремясь всегда к уединенным местам, где она могла бы посидеть и подумать. Она ела одна, спала одна, но её присутствие ощущалось по всему Уирлаттон Холл. Как будто сила отца, его способность сообщать атмосферу всему дому перешло к ней. Хозяйка Бэггилай возмущалась больше всех:
— Дьявол в ней, хозяин, попомните мои слова.
— Горе тяжело, — отвечал Скэммелл.
— Горе! Да не горюет она! — хозяйка сложила руки на груди и вызывающе уставилась на Скэммелла. — Её нужно бить, хозяин, и все! Хорошо бить. Это поставит её на место. Отец выпорол бы её, упокой Господь его душу, и вам следует, — хозяйка начала энергично вытирать стол в зале, где в одиночестве заканчивал обед Скэммелл. — Ни в чем не нуждается, эта девчонка, ни в чем! Если бы у меня были её права… — она зацыкала, предоставляя воображению Скэммелла представить, каких вершин она бы достигла, если бы была дочерью Мэтью Слайта. — Устройте ей порку, хозяин. Ремень не только для поддержки штанов!
Теперь хозяином был Скэммелл, он выдавал жалование слугам и собирал ренту с поместья. Эбенизер помогал ему, участвуя в работе и всегда стараясь снискать расположение старшего. Вместе они и беспокоились. Печать Ковенанта не находилась.
Смолевке было все равно. Существование Ковенанта с необыкновенным доходом не помогало ей. Пойманная в ловушку брака, которого не желала, она ни за десять фунтов, ни десять тысяч не могла смириться с присутствием Скэммелла. Не потому, что Скэммелл плохой, хотя и слабый, как она подозревала. Возможно, полагала она, он был бы хорошим мужем, но не её. Она хотела быть счастливой, хотела быть свободной, а мягкотелое вожделение Скэммелла абсолютно не компенсировало её отказ от мечтаний. Она была Доркас, а хотела быть Смолевкой.
